Кровью и жизнью (СИ) - Елена Добрынина
— Тодс снова сегодня рассказывал байки про этот Орден Магии. Прям заклинило его.
— Ну-ка, на сей раз что?
— Растет, говорит, и ширится. Недавно чуть не в Магконтроле кого-то повязали. Готовили покушение на шишку оттуда.
— Да ну, брехня.
— Ну не знаю, министра то этого на той неделе, грохнули!
— Так говорят, он сам того, от болезни.
— Ага, так тебе все и рассказали.
— Я тоже слышал что-то такое. Мол, у них в крупных городах везде свои люди. Маги, понятное дело. Простому народу это все никаким боком не упало. Эй, Моррис, хочешь опять Империю, с магами во главе?
— Я что, дурной? Кто это захочет? Разве что мист Клэмпси, демоны его сожри. И так за любую провинность готов задн.. пятки поджечь, а в Империи вообще сгнобил бы.
— Не поминай, а?
Через некоторое время наша компания приросла несколькими развеселыми девушками. Видимо, теми самыми, фабричными. Не особенно стесняясь, они занимали места впритирку к парням и оживленно болтали с ними и между собой. Откуда-то сразу взялась побитая жизнью, но звонкая гитара, и парень, сидящий через одного от меня, принялся ее терзать. Менялись кружки и блюда, девицы хихикали, гитару принялись передавать от одного другому. Я же сосредоточенно расстреливала глазами дамочку выдающихся достоинств, так и жмущуюся к Диксону. А он, зараза, похоже и не против.
Я с досады одним махом заглотнула ставший уже просто теплым напиток, поперхнулась, и поняла, что есть больше совершенно не хочу, поэтому просто глазела по сторонам. Гитара в очередной раз сменила музыканта, но вопреки моим ожиданиям, им стал не Диксон (а ведь его очередь по кругу была), а следующий приятель. Сестринские чувства еще и такого безобразия потерпеть не могли.
Я схватила первую попавшуюся массивную кружку (выдернув ее практически из-под носа соседа) и трахнула ей о стол дабы привлечь к себе всеобщее внимание. Привлекла, чего уж там!
— Э..рик! — вскочила я на ноги, — Ты почему не играешь?
И прежде, чем «братец» смог хоть как-то отреагировать, обратилась к его соседу:
— А ну, верни ему гитару!
— Да он все равно опять откажется! — пожал плечами тот.
— Ну, пожалуйста, — попробовала я по-хорошему.
— Только после тебя, — наконец, произнес Диксон. Нехорошо так произнес, тяжело.
— А я играть не умею, — расстроилась я. — Зато умею танцевать.
Народ одобрительно зашумел
— На столе, — повысил ставки упрямый баран.
— Тогда две песни, — не спасовала я . И тут же, пока Диксон, не передумал, крикнула: — Все слышали? Я танцую, а потом Эрик там сыграет. Дважды!
Улюлюкающие возгласы возвестили, что вызов принят. Диксон быстро посмотрел по сторонам, видимо, ища, чем бы таким тяжеленьким меня пристукнуть.
Пока подавальщики быстро убирали со столов лишнюю посуду, я раздумывала, какой бы танец выдать и не слишком опозориться при этом. Элегантность тут никому не нужна, а вот залихватский пиратский номер вполне подойдет. Не зря мы когда-то разучивали его с вместе с Лиззи для домашнего представления.
Не без помощи моих соседей я легко вспорхнула на середину стола. Раздались жидкие хлопки и поощряющий (я надеялась) свист. Я набрала побольше воздуха в грудь и хриплым низким (ну, насколько получилось) голосом завела:
Хей-хо! Лежит сундук. Хей-Хо! На дне морском
Там золотых монет не счесть и жемчуг есть, но дело в том,
Хей-хо! На нем мертвец. Хей-хо! Навечно страж.
Но потревожь его покой — и душу демонам отдашь.
На каждое «хей-хо» я топала ногой, прыгала, скакала по столу, словно по качающейся палубе и изображала незадачливого героя песни — пирата, не послушавшего наставлений и решившего хитростью получить желанное сокровище. Закономерный результат этих потуг был озвучен в последнем куплете.
Хей-хо! Лежит сундук. Хей-Хо! На дне морском
Там золотых монет не счесть и жемчуг есть, но дело в том,
Хей-хо! На нем мертвец. Хей-хо! И с ним второй.
Хотел он всех умнее быть, но вечный лишь обрел покой.
И лишь когда смиренно, как молец на похоронах, пропела последнюю строку, осмелилась взглянуть на Диксона.
Тот сидел, сложив руки на груди и пристально на меня смотрел, прикусив нижнюю губу так, словно еле сдерживался, чтобы не заржать аки полковая лошадь. Одна радость: на жавшуюся к его плечу девицу он, кажется, не обращал особого внимания.
— Браво! — Загудели вокруг. — Молодец, малявка, бойкая. Ну, Джонсон, чем сестре ответишь?
Эверт неохотно взял протянутый ему инструмент, провел по струнам, подкрутил пару колков. Посидел, задумчиво перебирая тугие серебристые жилы, и негромко, без вступления, мерным речитативом, словно обращаясь к близкому другу, начал..
Мне уныние вряд ли знакомо,
Хоть устал я считать потери.
Не беда, что закрыты двери
Для того, кто не ведал дома.
Не зову тебя в путь за околицу.
Не имею такого права.
Если радость горчит отравой,
То и счастье слезами кончится.
Все притихли. Эверт пел легко, чуть наращивая громкость, без кривляний или нарочитого надрыва. Перебор лился из-по его пальцев, смешиваясь со словами и спокойный его голос тревожил что-то глубоко внутри, словно и там была натянута тонкая невидимая струна.
Ничего, что разодрано в клочья
Снова сердце...Сращу да склею.
Все отдал бы я, что имею,
Но к чему тебе доля волчья?
Жребий брошен, счета оплачены.
Бесприютна дорога стылая.
Так живи за двоих, любимая,
Мне иное судьбой назначено.
Голос медленно становился глуше. А на лице исполнителя проявлялась печальная блуждающая улыбка. И от нее, от этой тихой музыки и от бесконечной горечи слов к горлу подступал комок и хотелось выть от какой-то высшей несправедливости. Пару мгновений все так и сидели в тишине, словно и не заметили, что музыка кончилась. И лишь только раздались первые сдавленные охи и ахи, как на корню были сметены новым перебором, на сей раз громким и нахрапистым.
— Ну что, погрустили, и хватит, — Диксон тряхнул головой, сразу перевоплощаясь в разбитного рубаху-парня.
У красотки Мэри шелковое платье
У красотки Мэри шелковое платье
Зал загудел, эту развеселую песню из популярного водевиля знали почти все. Не удивительно, что хорошо «разогретая» публика принялась подпевать, а кое-кто даже попытался пустить в пляс.
У красотки Мэри кружевной корсет..
Только жаль, что Мэри говорит мне «нет»
Пока шел проигрыш, Эверт наклонился к одной из девушек за нашем столом и что-то спросил на ушко.
