Сломанная скрижаль - Кристиан Бэд
Александэр дал магистрам словесный бой и выиграл его. И самолюбие главного из магистров, Грабуса Извирского, и без того перегретое — полыхнуло.
Он подал знак, и проверенные люди выкатили к ратуше бочки с вином.
Магистр Грабус не понимал, что бунт в Вирне тлеет уже давно. Что крещёные всю весну баламутили народ, а цеховые мастера, сообразив, что к чему, тут же велели выводить к ратуше подмастерьев.
Вот так и вышло, что словесные бои, не затихавшие в ратуше весь день, к вечеру перешли в бои настоящие.
Подмастерья явились на площадь с кольями, чернь взялась разбирать булыжную мостовую. Черти же предусмотрительно подняли мост, отрезая Ханне и Александэру путь к отступлению.
У них была в этом своя корысть. Преподаватели утверждали, что пекутся о «беззащитных» учениках академии, оставшихся в резиденции правителя. Но они не расстроились бы, погибни от рук черни новоявленная правительница.
Борн прозрел всё это единым страшным усилием. И оценил для себя вину всех участников бунта. Кого-то ведь явно придётся сожрать.
Меньше всех были виноваты ученики академии, замышлявшие в этот самый момент нападение на стражников.
Приятели Хьюго знали, что он уехал в город. Они видели его, Хела и Малко, скакавших через парк к резиденции правителя, и требовали опустить мост и отправить вооружённых людей на розыски.
Учитывая, что все парни были вооружены кто мечом, а кто палашом — конфликт у моста разгорелся нешуточный.
Борн хмыкнул, и, решив про себя, что на помощь Диане успеет прийти магистр Фабиус, а чертями можно заняться позже, воплотился в ратуше.
Он успел вовремя.
Двери ещё держались. Магистры и члены городского совета всё ещё размахивали кулаками и посохами, готовые наброситься друг на друга.
Александэр благоразумно затаился за кафедрой. Ханну всё ещё прикрывал своим телом начальник стражи.
— Л-люди! — прорычал Борн, появляясь посреди зала для совещаний, сияющий, словно огромная масляная лампа. — Нет большего ругательства, чем ваше название! Прекратите свару!
Полыхнул огонь, испугавший мастеров, но не магистров.
Грабус противно заблеял, апеллируя к демону и указывая на своих противников:
— Это они устроили бунт!
Рассерженный Борн усилием воли швырнул противного Грабуса к потолку.
Магистр был слеп в своей привычке властвовать. Он так и не понял, что давно уже надоел демону своей агрессивной глупостью.
Душа магистра вскипела и испарилась.
— На колени, мягкотелые! — взревел сытый демон.
Здание ратуши содрогнулось, и двери отбросили напиравшую чернь.
В ратуше стало наконец тихо. Но не на площади, откуда доносились теперь крики боли и ужаса.
Борн подошёл к окну.
— Прочь, идиоты! — крикнул он.
И град с дождём обрушился на Вирну, окончательно повергая бунтовщиков в бегство.
На этот раз члены обоих советов хорошо поняли Борна. Маги бухались на колени так же споро, как и почётные горожане, не щадя ветхих суставов.
Борн облизал губы. Взгляд его остановился на упитанном бородаче:
— Ты будешь следующим, — произнёс он. — Сегодня на твоё счастье я уже сыт.
Демон обернулся к Ханне.
Начальник стражи стоял рядом с ней на коленях, но меча из рук не выпустил.
Бедняга постепенно притерпелся к ужасу нахождения рядом с демоном. Он был воином — смерть и раньше слыла его доброй приятельницей.
— Сопроводишь господина Александэра, — приказал ему Борн. — Он должен закончить совет.
Хитрый Александэр, урождённый Сорен, уже вылез из-под кафедры и с ухмылкой созерцал коленопреклонённых магистров.
Зря они решили ему противиться. Здесь власть не магов, но демона. А он, Александэр — его верный слуга. Слуга демона — всяко важнее магистра, потерявшего свою магию, верно?
Борн усмехнулся мыслям этого смешного себялюбивого человечка и протянул Ханне горячую руку.
— Идём, — позвал он. — Ты устала. Я провожу тебя во дворец.
Глава 2. Ночь
Хел первым появился в развалинах церкви, где укрывались вместе с конями Диана и Малко с Хьюго.
Затаиться у студентов не получалось: над развалинами сияла зелёная сеть магической защиты, точно показывая место, где они спрятались, а оба жеребца, Фенрир и пятнистый Араб ражего, нервничали и ржали.
Бунтовщиков магическая сеть остановила. Держал их и страх, не дающий приблизиться к церкви. Но среди них попадались и крещёные, не боящиеся даже самого Сатану. И когда их набралось дюжины две, они осмелели и подступили вплотную к магическому куполу, корча рожи и выкрикивая угрозы.
— Смерть выкидышам магов! — орали они.
— Пусть накормят нашего бога!
Фенрир, свирепый боевой конь, рвался в драку. Он храпел и бил копытами, Диана едва удерживала его.
— Когда погаснет сияние, ты сразу скачи! — наставлял её шёпотом Хьюго. — Твой жеребец вывезет, он сильней моего, а я отвлеку их.
Контур магической защиты ещё держался, не подпуская бунтовщиков, но постепенно угасал, и стычка была делом времени.
Хьюго уже вытащил меч, готовый обороняться, когда Хел возник в паре шагов от него.
И тут же зелёное мерцание погасло, и горожане радостно заорали, подбадривая крещёных, что уже готовы были наброситься на студентов.
В руках у крещёных были колья и камни, но Хел видел, что смерти они хотели не со зла.
Простые души крещёных алкали кровавого чуда, лица были радостными и светлыми. Так уж устроен мир: пока существует насилие — убийство мало чем отличается от жертвы.
— Нож у тебя есть? Нож? — крикнул Хелу Хьюго и поднял Араба на дыбы.
Первый крещёный был от него уже в двух шагах.
Светловолосый понял. Он бросился наперерез здоровенному мужику, и того с силой отбросило на нападавших.
И тут же огонь вспыхнул, освещая развалины. И в пылающем ореоле явился Фабиус.
Магистр был в ярости, он терпеть не мог бунтующей черни.
— А ну, прочь! — взревел он.
Над церковью громыхнуло в такт его крику, и с неба на бунтовщиков и обороняющихся обрушился ливень с градом.
Магистр едва успел защитить непробиваемым куполом себя и студентов. Никакого ливня он вообще-то не вызывал.
Хьюго вернул меч в ножны и почтительно спешился, ожидая, пока Диана представит его отцу.
Происшествие в развалинах вдруг представилось ему совсем в ином свете. Диана была завидной невестой. Дочка единственного магистра, не потерявшего магию. Да ещё и красотка.
А то, что дикая…
Девушка тоже спрыгнула с коня. Но ей и в голову не пришло представить друзей отцу. Она тяжело дышала, взбудораженная первой в её жизни настоящей опасностью.
«Ведь это же могла быть настоящая битва, — было написано на её лице. — Отчего же нам помешали?»
— Что ты тут делаешь ночью? — сердито спросил её Фабиус. (Градины лупили по куполу, заставляя его