Гремучий коктейль 4 - Харитон Байконурович Мамбурин
На прощанье у вагонов, вышедшее достаточно скомканным, гвардейцы еще раз выразили сожаление, что мы не можем посидеть по-человечески, напиться как следует и всё такое. Особенно горевал Парадин, упирая на то, что знает в Москве один интересный бордель, где работают три карлицы, как раз для Азова. Константин бурел мордой и делал бешеный вид, но молчал как рыба об лед — помнил, что виноват! Мы его поняли и простили, но подкалывать-то святое!
— А вообще, — прощаясь, протянул Матвей, кладя мне руку на плечо, — Мы неплохо отдохнули, князь. Это же надо, почти месяц рядом друг с дружкой провели и ни одного человека не убили! Чудеса!
— Ну, кроме поляков, — вспомнил я устроенную едва не утопленным «чумным волком» бойню в болоте.
— Вот всё испохабишь, — скривился гвардеец, — Ладно, бывай. Надеюсь, что никогда не побываю в твоем княжестве. Нет там у тебя ничего интересного.
— Я тоже на это надеюсь.
С Зальцевым, не сработавшим запасным вариантом императора, мы лишь пожали руки на прощание. Приятелям он не стал ни мне, ни Азову, но и не поднасрал ничем. Что удивительно в нашей трудной жизни. И редко. Но недостаточно, чтобы начать с ним брататься.
Погрузившись втроем в одно купе, мы с блондином тут же вырубились под счастливый хруст и чавканье эйны. Проспав почти сутки под мерный стук колес, устроили себе чаепитие из реквизированных у обожравшейся до изумления Пиаты сладостей, помолчали, глядя в окно, за которым проносился пейзаж. Потом, всё-таки, Константин пробормотал:
— Как думаешь, они прогнутся? Или прогнулись? Время на исходе.
— Сутки, выделенные Петром Третьим…? — задумчиво пробормотал я, — Скорее всего прогнулись. Эти зеленые, знаешь… кажется, они не умеют сдаваться. Мы, Кость, многого не знаем, ну, о том, что там было, с кем они договаривались и как. Вон немцы на нас кинулись — почему? Так что, думаю, мы зеленокожих еще увидим…
— Да? — засомневался мой блондинистый друг, — Что-то больно покладисто их старики тогда подставили затылки пулям…
— Может, это было частью их плана? — тут же предположил я.
Игра Гримуара Горизонта Тысячи Бед еще не закончилась, я был уверен на все сто сорок семь процентов.
…и он, эта паскудная могущественная дрянь, лежащая на столике между кусками торта, грубо нарубленными на провощеной бумаге, меня как будто услышала.
Один из самых массивных фанерных ящиков, установленных мной с большим трудом с краю багажного отделения, внезапно грохотнул, дёрнулся, покачнулся и… упал вниз, тут же рассыпаясь на части от удара. Подскочившие от неожиданности мы уставились на содержимое разбившейся тары, представляющее из себя вовсе не элитное московское печенье или египетскую нугу, а нечто совершенно иное — коротенькое, зеленое, пискляво охающее и почесывающее ушибленную о пол задницу.
Причем, я даже знал имя этой «сладости».
Датара.
— Кейн… — пробормотал Костя, тыча пальцем в зеленую, — Это…
Больше он ничего сказать не успел. Подскочив на ноги, юная гоблинша разинула глаза и рот, заверещав:
— Господин Дайхард! Господин!! Меня прислали… прислали дать вам…! Ой, присягу! Точно, присягу!! Срочно! Гарамон готов служить вам! Мы присягаем вам! Примите нас! Пожалуйста! Дед говорил, что вы нас обязательно примете!! Во имя Эрго! Времени очень мало! Мы…
— Тихо! — рявкнул я, потихонечку пытаясь встать. Рядом, похрюкивая, сонно возилась Пиата.
— Нельзя тихо! — продолжала верещать зеленая, — Я проспала! Слишком много смолки! Примите! Примите! Срочно! Просто скажите «принимаю»!
— «Ты ведь знаешь, что тебе некуда деваться, да?»
Знаю. Сам понял, что будет как-то так. Ждал. Не подобного, конечно, но чего-то такого.
— Кейн, — Константин был хмур и даже суров, — Не вздумай! Император не обрадуется! Я тебе точно говорю! Последствия!
Конечно, не обрадуется. Еще как не обрадуется. У него же отнимут даже моральное удовлетворение. Только вот какое дело — у него, может, и отнимут, а у меня, точнее, у нас, уже кое-что отняли. Единственный шанс вернуть? Исполнить волю книги. Еще Фелиция говорила, что хозяин гримуара должен ему подыгрывать. Я-то думал, в каких-то мелочах, на что были намеки по «отдаваемым» мне назад сантиметрам роста, а оказалось, это были просто намеки…
— Господин!
— Кейн!!
— Что случилось? — это уже от заспанной Пиаты, — Где мои крендельки из этого ящика⁉
Пухлые зеленые щечки гоблинши, на которых что-то многовато сахара и крошек для проспавшей все это время особы…
Суета. Бардак. Крики. Всё, как она любит.
— Я принимаю присягу.
…и мои слова, прозвучавшие в очень внезапно наступившей тишине.
Недолгой, конечно. Радостный визг зеленокожей, стон моего друга, гневный вопль подруги, треск лопающейся по швам одежды… От последнего я, забыв про все, пришёл в восторг!
Наконец-то! Он возвращается! Мой любимый! Родной, долгожданный!
Рост! Вес! Сила!!
Мощь нормального человека!
Окружающие, открыв рты, наблюдали, как я стремительно и эпично, обнажаясь по ходу дела, покидаю ряды коротышек, низкорослых, полторашек, карликов и карапузиков! Как возвращаюсь обратно к своей давно оплаканной двухметровости, как мои плечи занимают положенную им ширину, а то, что находится в трещащих трусах, восстанавливает свой первичный объём!
— Я вернулся… — прошептал я, разглядывая этот удивительный мир с нормальной высоты, — Я снова…
— Заткнись! — кто-то провыл снизу голосом человека, задолбавшегося слушать мой предыдущий речитатив, — Самоубийца!
— За что!! — плаксиво кричали, опять же, снизу, — Эрго, за что⁈ Что это за каланча?!! Что это за огромный страшный урод! Эрго! Как ты мог⁈
— Где мои крендельки?!!
Правда, все эти крики не шли ни в какое сравнение рядом с той отчаянной женской истерикой, которая бушевала у меня… в голове.
— «Нет! Нет-нет-нет! Нееееет!! Моё тело! Моя жизнь! Я снова здесь! Я снова даймон!! Как же таааааак!»
Изумительно. Всё возвращается на свои места. Только вот, это значит, что Алистер Эмберхарт…
— «Нет, Кейн. Душа осталась у меня. Видимо, книгу не интересуют такие мелочи»
— «Значит, всё это было не зря», — улыбнулся я.
Игра, в которой оказался одурачен весь мир, приключение, в котором оказались все одурачены, но победитель все равно есть. Мои враги дерутся друг с другом насмерть, я
