Архипелаг раздора (СИ) - Маргарита Вольная
— Это правда?
— Что? — испугался он вопроса. А затем испугался того, что девушка это поняла.
— Про лаванду.
— Не знаю, пока не помогло, — улыбнулся он и, подволакивая ногу, прошёл внутрь.
Марианна рассматривала любимую комнату: книжные полки, набитые до отказа, стол из черного дерева, уже облупившийся, но отреставрированный, темно-бордовый полог над широкой кроватью, усеянной подушками. Здесь было гораздо теплее, чем у неё, и девушка заметила, что балконные двери уже поставили и теперь плотно закрыли. В камине трепетал огонь, и его острые язычки заставляли тени плясать.
— Присядешь? — глухо сказал король.
— Да…
Она прошла чуть дальше и напряженно опустилась на диван.
— Почему ты не захотел поговорить со мной сразу, как только я пришла в себя?
— Я не мог.
— Почему? Насколько я знаю, ты был уже на ногах, — старалась говорить мягко девушка, но всё равно получалось, будто она давит.
— Я не знал, как смотреть тебе в глаза…
— Да, мне уже говорили об этом.
— Кто?
— Какая разница…
В комнате стало тихо, и противная неловкость посмеивалась в темноте.
— Мне не выразить, как я сожалею… — наконец прервал тишину король, но Марианна продолжала смотреть в камин. — Эта сережка… А потом ещё последние слова мамы… Я будто с ума сошёл… И перебитая стража… Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за это?
— Я не обижаюсь на тебя, Герман, — печально ответила та. — Я просто не ожидала такого и… ты поселил во мне страх.
— Нет, прошу! Поверь, я никогда не причиню тебе вреда! — Он сел рядом с ней, всё ещё виновато опустив голову.
— Я никогда не видела тебя таким, как в тот день…
— Похороны дались мне тяжело, а твой побег… Он уничтожил меня, Марианна! — Король впервые посмотрел ей в глаза. — Ты как будто подтвердила мои подозрения!
— Но я просто хотела побыть одна. Я не собиралась убегать!
— Тогда мне это было непонятно. Я трактовал всё не в твою пользу. Прости…
— Я понимаю. Я действительно могла навести тебя на эту мысль. Моё поведение, мои слова… — она вскинула бровь и разочаровано покачала головой.
— Мы сможем поставить точку в той истории?
— Ты предлагаешь обо всём забыть?
— Нет, мы будем помнить, но наши отношения…
Девушка едва не отшатнулась, но удержала себя в руках.
— Но та история не будет влиять на наши отношения, — перефразировал Герман и сделал вид, что ничего не заметил.
— Согласна. Но прежде чем мы закроем эту тему, я хочу знать, что такого сказала тебе мама, когда уходила… Она меня ненавидела?..
— Нет! Кончено, нет! Как ты могла подумать такое?!
— В свете всех событий я понимаю и её. Она чувствовала, что во мне течёт другая кровь, поэтому и не любила…
— Её последним словом было — Марианна! Тогда я подумал, что она называет имя убийцы… Ведь я постоянно спрашивал её об этом! Поэтому я никак не мог поверить в твою невиновность… Но на самом деле она хотела лишь защитить тебя! Просто не смогла произнести ничего другого…
— Ты врёшь!
— Нет! Это правда.
— Мне бы хотелось в это верить, но… мы так сильно поругались с ней прямо перед тем, как всё произошло! Никогда не прощу себя…
— Возьми, — Герман протянул ей письмо.
— Что это?
— Это то, что поможет тебе простить себя, понять, как сильно она тебя любила, и жить дальше.
— Её почерк, — взволнованно проговорила Марианна и понюхала конверт. — И трубкой пахнет… — она улыбнулась и в глазах появились слёзы.
— Мама чувствовала, что скоро уйдёт. Видимо, из-за шпионов ожидала покушение.
— Это ужасно…
— Незадолго до случившегося она вручила мне два письма. Для тебя и для меня.
— Конечно, тебе! Мне бы она их никогда не доверила!
— Она слишком хорошо тебя знала.
— Да я бы никогда… — возмутилась девушка, но быстро замолчала и кротко опустила глаза.
— Ты бы сразу прочитала и моё, и своё, — ласково пожурил он.
Марианна сломала печать и вынула один листок.
— Это всё? — Зазвенело в комнате отчаяние. — Такое тонкое…
— Моё было таким же. Когда она передавала мне письма, то сказала, что не собирается умирать, поэтому напишет много других. Но жизнь распорядилась иначе.
— Виктор, а не жизнь, — сурово поправила девушка и развернула письмо.
«Моя драгоценная, маленькая, чудесная дочка! Мне так жаль, что я не слышала твоего первого крика, я была почти без сознания, когда ты появилась на свет, и почти ничего не помню. Но я так счастлива, что годы благоденствия подарили мне столько замечательных мгновений! Твой первый зубик, твои первые шаги, первое слово! Я была так счастлива видеть твою радость и так горевала, когда ты печалилась! Ты всегда была моей сверкающей звездочкой, моей прохладой во время жары!
Знаю, в последние годы мы отдалились, стали ругаться, прости меня за это, доченька. Быть королевой так тяжело и беспокойно, что у меня не осталось на тебя сил. Я не оправдываюсь, нет! Я сожалею о содеянном! Часто я бывала к тебе несправедлива, придиралась, обижала, но я делала это лишь из одной любви! Я пыталась оградить тебя от власти, от политики, хотела, чтобы ты танцевала на балах, кокетничала с парнями, выбирала наряды и наслаждалась той жизнью, какой не было у меня. Править очень тяжело, дочка. Очень. Это дело не для женских рук. Пусть этим занимается Герман, а ты — люби, живи, дыши! За меня! Вместо меня! Забудь все свои занятия, выкини из головы все прочитанные книжки! Не это сделает тебя счастливой! Мне ли не знать? Выйди замуж, роди детей, люби мужа — это самое дорогое, что может получить человек. Не веришь?
Я всеми силами пыталась удержать наше государство, пыталась увеличить его мощь, пыталась сделать его процветающим! Да, королева не должна так говорить, но я скажу: не тысячи тысяч людей, за которых я несла ответственность, заставляли меня делать это! А вы — мои драгоценные, единственные дети! Ради вас я стала тем, кем стала! Ради вас я углубилась в правление, чтобы вы прожили свои жизни в мире и покое, но, к сожалению, я потеряла тебя и слишком поздно это осознала. И мне не хватило времени всё изменить. Да и мой нрав… Я не всегда справлялась с ним сама, где уж справиться тебе! Прости меня, моё золото, прости, моя нежная птичка! Знай, что бы ты не совершила, какую бы глупость не сделала — моя любовь не уменьшится, не исчезнет, она останется на прежнем месте и будет твоим вечным оплотом.
Однажды я сказала тебе, что отец
