Сага о бескрылых (СИ) - Юрий Павлович Валин
Гребли без спешки, Пык помалкивал, хиссийка за весло упорно цеплялась. Наверное, пусть поживет.
Укс подумал, что в море почему-то сильнее жить хочется. Может, потому что людей мало и не думаешь о том, как их, вездесущих подзаглотников, истребить?
— Осмелюсь заметить, господин воин, что умелый рисовальщик очень ценен, если вам, к примеру, мастерскую захочется открыть… — намекнул Пык, просительно поглядывая на Укса.
— Удивительно ты толковый человек, Четвертушка, — вздохнул десятник, думая, чем ющеца ударить.
Припёрка двинула по затылку Лоуд — браслет в мальчишечьей руке выглядел странно, но силу морская дарк не растеряла.
Дальше Пык греб молча.
Ближе к вечеру проходили длинный мыс.
— Вот что, господа моряки, — объявил Укс. — Пора расставаться. У нас дело сложное, не по дороге нам с вами. Э, малый, собери-ка их…
— На двоих собираю, — сообщила порой очень догадливая оборотень.
Подошли к мелководью. Старик-гребец спрыгнул сам, Укс спустил за борт женщину. Лоуд передала мешки с припасами и топоры.
— Острогу одну отдай, — приказал десятник. — Старый справится.
Седой гребец кивнул и сказал:
— До города нам не дойти.
— Деревушка на берегу есть, — сообщила Лоуд. — Это отсюдова к югу. Месяца за два дойдете. Или здесь живите. Хорошее место. Ты, старый, изловчись и красотке ребенка сделай. Веселей будет.
— Прямо сейчас делать и начнем, — пробормотала хиссийка.
Шпионы засмеялись, Укс кивнул напарнице:
— Тряпку с бальзамом даме подари. Со своим. Пусть руки залечит.
— Вот ты как скажешь, прямо хоть от стыда сгорай, — зажеманилась Лоуд.
Высаженные побрели по песку узкого мыса. Хиссийка несла пропитанную тряпицу на кончике топорища.
— Не, все равно — шмонда сугубо из благородных, — вынесла приговор оборотниха. — Не будет из нее толку. Зарубит ее старикан и съест.
— Им решать, — пробормотал Укс, почесывая голову. — Ты меня будешь стричь или нет?
— Так когда? Я ж занят все время.
— Если позволят господа, я неплохо умею стричь, рука у меня обученная, и в знак высочайшего уважения… — вкрадчиво заблеял Пык-Четверть-Мастерской.
— Э, ты из тех ющецов, которым я и какашку прикопать не доверю, — ухмыльнулась Лоуд, превращаясь в черноволосую покорительницу жреческих умов. — Убивать мы тебя будем.
— Не надо! — в ужасе задохнулся говорун. — Я всегда ведьм и куртизанок чрезвычайно чтил…
Он все блеял, пока его со связанными руками не столкнули за корму. Какое-то время волочился на веревке, булькая и выкрикивая мольбы, потом затих и Грушеед обрезал привязь.
Укс с партнершей работали веслами, ветерок наполнял неуклюжий парус «салми». Пустоголовой быстро наскучило быть красавицей, стала «той бабой». Следила за чайками и берегом, вертела встрепанной головой. Грушеед разложил на тряпице обед и тогда оборотень спросила:
— Так что дальше, хозяин?
— Место подберем, все скажу…
Глава 24
Эпилог
Островок был невелик: скалы с неширокой «пяткой» пляжа. Соседние острова тоже недурны, но оборотень клялась, что именно на этом пещеры отыщутся, так оно и вышло. Салми оставили на якоре. Укс с оборотнихой высадились, и почти сразу наткнулись на грот: шагов шесть длиной, с узкой щелью-входом, но сводом довольно высокий. Сверху сквозь расщелины-трещины падали солнечные лучи. На песке валялся череп старого клыкастого клионта.
— О, даже табурет есть! — восхитилась Лоуд.
— Да, недурно, согласился десятник. — Теперь бы еще одну дыру отыскать, да насчет воды посмотреть.
— Э, ты что, тут задерживаться думаешь? — изумилась пустоголовая.
— Еще не знаю. Вечером обдумаем.
Гротов хватало, но не очень удобных. Укс с сомнением осмотрел ветвистую и глубокую щель: в ней было сухо, но теснотой убежище неприятно напоминало замысловатую могилу. Впрочем, Логос-созидатель подсказывал, что нечто получше подыскать будет трудно.
— Э, ты рыбу полови, приказал десятник. — Свеженькой захотелось.
Оборотень проворчала «про припёрка», но взяла снасти, Грушееда, и они пошли на прибрежные камни. Укс разделся и поплыл обследовать соседние островки. Источник отыскался на самом дальнем: вода сочилась в блюдо-озерцо вяло, за сутки разве что баклагу наполнить. Но на каменных горбах островов, во впадинах скал хватало открытых луж и не все из них были солеными. Должно хватить.
Укс доплыл обратно. На Пещерном уже развели костер, жарился на вертеле салминус, сочный, длиной с локоть.
— Хорошее место, — сказала оборотень, — рыбное.
Укс кивнул — он оценил обещающие протоки и подводные камни с вершины соседнего утеса.
— Длинные ветки не жгите, пригодятся еще.
— Что придумал-то? — прицепилась пустоголовая.
— Вечером объясню.
— Дуришь, хозяин.
— Что ж, одной тебе дурить?
— Грубиян! — оборотень стала молоденькой и светловолосой, манерно надула губы. — А я вот тебе, ющецу неблагодарному, божественный подарок в лодке отыскала. Арх был душевен, наверняка тебе завещал.
Глиняный сосуд, запечатанный деревянной пробкой, пах странно, полузнакомо. Укс потер маслянистую поверхность, лизнул палец.
— Оно, — заверила Лоуд. — Масло олив. Говорю же, на севере оно почти дармовое. Только разом много не жри — продрыщешся.
— Знак богов, однако, — пробормотал десятник.
Обедали жидкой похлебкой — провизию следовало экономить. Зато рыбы было вдоволь. Укс макал кусочек пресной лепешки в оливковое масло: ничего особенного. Просто пища предков, мечта сгинувшего навсегда Акропоборейсеса.
…— Вдоль мыса пройдем, — вещала, уговаривая в большей степени саму себя, оборотниха, — ваш Конец Мира, конечно, кишка еще той длинноты, но к настоящей земле все ж прирастает. А там возьмем к западу, городишко будет, вроде Хиссиса, но поприличнее. Людишки поученее, и главное, нами еще вообще не прижаты…
Укс улыбнулся. Знает пустоголовая, что не дойти, но дрогнуть себе не дает. Весь мир распахнут перед носом неповоротливой «салми», но нэк держит партнеров крепче якоря.
— Ладно, болтай, раз язык покою не дает, — разрешил десятник. — В корыте, вроде, бражка имелась?
— Остался кувшинчик. Кислятина — разве что ющецу брюхо полоскать. Но не выбрасывать же. Э, Грушеед, запрыгни…
— Сам схожу, — Укс, голый по пояс, — солнце сушило-поджаривало свежие шрамы, залез в лодку. Здесь навели хаотичный, под стать диковатому оборотничьему Логосу, порядок. Кувшин стоял на виду — по весу так почти полный. Нет смысла, конечно, добру пропадать. Десятник растянул горловину заветного мешка, ублёвые трофеи мешали, царский венец норовил поцарапать, пришлось сначала вынуть тряпки с цацками. Потом Укс доставал фляги, вырывал пробки и лил содержимое за борт. Главное было не задумываться и запах нэка не вдыхать. Лоуд на берегу втолковывала мальчишке что-то о северных смешных нравах, потом осознала…
— Э, ты…
Взлетела в лодку мгновенно. Последнюю баклагу Укс вылить не успел, пришлось разбить, ударив о борт. Оборотень зарычала:
— Ты, человек сраный… — её облики бешеным вихрем закружились: девки, мужчины, снова шмонды. Нож у бедра, сейчас ударит наискось, брюшину вспарывая…
Укс на клинок не смотрел, глянул в глаза, ненавистью сияющие, неспешно стряхнул с ладони влажные крошки черепков баклаги.
— Ты бы и
