Несудьба - Эллин Ти
– В какой она палате? К ней можно? – уже рвусь туда.
– В восьмой, только бахилы наденьте. – Врач понимающе улыбается, а я надеваю бахилы и лечу к ней, чуть не пробегая мимо палаты.
Ба полулежит на одной из кроватей, на ноге гипс, как большой ботинок почти до колена, в руках яблоко, а на губах улыбка. И хоть в глазах видна усталость и испуг – она больше в порядке, чем нет, что меня невозможно радует.
Подхожу к ней, сажусь рядом и обнимаю сразу, а ба даже не успевает понять, что это я, немного теряется.
– Боже! Сережа, ты как тут? Ты же на сборах! Ты что, ушел из команды?
– Нет, ба, отпросился просто к тебе. Все в порядке, не волнуйся. – Отстраняюсь от нее и в секунду понимаю, что меня наконец-то отпустило. Она в порядке, я вижу это собственными глазами, и сразу становится спокойно. А остальное решаемо.
– Зачем ты приехал? Я бы справилась сама!
– Ты уже справилась, ага, – киваю на ее сломанную ногу. – Как это случилось вообще?
– Я хотела сменить шторы. – Она закатывает глаза. – В магазин тканей завезли такие красивые! Я пошила, встала на табурет, чтобы снять старые, но, видимо, выбрала не самый крепкий стул. Ножка сломалась подо мной, и я упала. Соседка решила зайти на чай и увидела меня, вызвала скорую.
– Ба… – Эта женщина невыносима. – А трудно было меня дождаться? Ну или пацанов соседских напрячь? Это повезло еще, что нога. А если бы позвоночник? А сотрясение мозга?
– Не ворчи, старуха из нас двоих, вообще-то, я, – хмурится бабушка. – Вези меня домой вообще, мне не нравится тут.
– Поговорю с доктором.
Но врач, на мое удивление, не против, чтобы я ее забрал. Сотряс у нее не сильный, она в целом его почти не ощущает, а перелом в больнице лучше срастаться не будет. Поэтому мы подписываем несколько бумажек, на коляске везу ее до машины, а оттуда – к ней домой, потому что ко мне она наотрез отказывается ехать, а нервировать ее спорами я не хочу.
В дом приходится вносить ба на руках, потому что она хоть и молодая, но на одной ноге прыгать не сможет, а костылей у нее нет. Поэтому я быстро ищу, где купить коляску, и следующим же утром встаю раньше бабушки и еду в магазин, покупаю бабуле транспорт. Это гораздо удобнее костылей, да и я буду точно знать, что она не свалится никуда еще раз и не добьет себя.
Она даже с переломом боевая. Сначала ворчит на меня за то, что потратился на коляску, а потом чуть ли не гоняет на ней по дому, раздавая указания, чем надо помочь.
И в первый день это отлично отвлекает от всяких мыслей. Я чиню ей кран на кухне, снимаю эти несчастные шторы и вешаю новые, чищу раковину, разбираюсь с сорняками во дворе, до которых у нее не дошли руки, и помогаю готовить ужин, потому что до верхних ящиков ба не дотягивается.
В таком темпе проходят два дня после моего приезда. Я все еще не включаю телефон и вообще стараюсь не думать о том, что кто-нибудь мог бы мне звонить.
Вообще, я обещал Палычу сообщить о бабуле, но счастье, что я помню наизусть его номер. Набираю с бабушкиного, обрисовываю ситуацию, но чуть приукрашивая действительность, потому что ехать назад у меня нет никакого желания. Там… неважно, кто там. Не хочу.
– Понял, – говорит Палыч, – занимайся, пусть бабушка поправляется. Я сообщу, когда тренировки начнутся на месте, быть как штык. А пока тренируйся сам, не смей забивать, понял? По возможности, но находи возможность как можно чаще.
– Понял, Виктор Палыч, будет сделано.
– Тут случилось кое-что… – говорит он странным тоном, и я понимаю сразу, о ком пойдет речь. – Если тебе интересно, конечно.
– Нет, – вру, – неинтересно.
– Понял, тогда отбой. Бабушке привет.
Что там случилось? Черт возьми, что? Она начала встречаться с Максом? Не могла. Не хочу верить. Что еще? Ее кто-то обидел? Или ее уволили? Или она просто о чем-то говорила с Палычем?
Черт, черт, черт!
Надо было спросить. Зачем я, кретин, ответил, что мне неинтересно?
Ясно зачем. Потому что боялся сорваться и улететь обратно первым рейсом.
А у меня ба. Надо выбирать. И на данный момент я выбираю ее.
Следующим утром мы с ба готовим завтрак. Она чувствует себя уже сильно лучше, только нога под гипсом чешется и бесит ее.
Я нарезаю помидоры на салат, ба колдует над кашей, а потом внезапно говорит:
– Расскажи мне уже, что у тебя случилось, третий день на твою кислую мину смотрю.
– Чего? – удивляюсь и поворачиваюсь к ней. Я искренне верил в то, что по мне ничего не заметно. – Все в порядке, ба, тебе кажется.
– Ну да, ну да, поговори мне тут. Я воспитала тебя, ты никогда не сможешь обмануть меня, понятно? Давай рассказывай: что у тебя случилось? И не смей обмануть, я все равно вытащу из тебя правду.
О да, что есть, то есть. Ба у меня дама с характером, тут и спорить нечего.
Вздыхаю. Я не хочу рассказывать не потому, что не хочу делиться проблемами с ба, просто… Ну, если честно, то просто ковырять все это не хочется. Я пытаюсь смириться с тем, что я не нужен и что какой-то там некогда лучший друг важнее парня. А смириться с этим непросто. И если бы в любой другой ситуации с любой другой девчонкой я бы рукой махнул и забыл, то тут косяк: влюбился я.
– Да Аленка все, – вздыхаю и рассказываю. Ба нашу историю помнит, я делился с ней не так давно. Правда, после этого произошло столько всего, что до ночи рассказывать придется.
Ну я и рассказываю. Все как есть, почти не утаивая подробностей. Кроме той, что нас чуть охранник голыми на пляже не поймал. Тактично называю это «лучший день в моей жизни», зная, что ба поймет все сама.
Про Макса говорю, про драки, про то, как из команды меня чуть не выгнали, вообще обо всем. Хотел умолчать, а как тронул это, так все потоком и полилось – не остановить никак.
