Сяо Тай, специалист по переговорам - Виталий Абанов
— Но я попраздновать!
— Не делай из еды культа. — Сяо Тай отбирает конфету и отправляет себе в рот: — ну, чего встали? Завтракать.
Глава 25
Во дворе горели костры, и суетились люди. Осенний праздник урожая, или как его еще тут называют — Праздник Луны и Урожая. Для готовки блюд и угощений на кухне не хватало очагов, потому развели костры во дворе и кухонные бегали, словно ужаленные. Работы у всех было очень много, еще бы — три дня праздника, три дня пирушек, угощений, приема гостей и походов в гости!
Сяо Тай помогала старому мяснику Вэйдуну, не то, чтобы ее особо просили, нет она могла бы просто сидеть у себя в комнате или гулять по поместью, никто бы и слова не сказал. Но сидеть и ничего не делать в ситуации, когда все вокруг носятся словно вот-вот паническую атаку поймают — означало бы только сделать себе самой хуже.
Когда нет выхода, когда уже опускаются руки, а неизбежность все ближе, в это самое время человека спасает не его выносливость и сила, даже не стрессоустойчивость, а так называемые — неотменяемые обязательства. Когда каждый день надо вставать с постели и идти на работу, готовить детям еду, приводить дом и одежду в порядок, чистить оружие или подшивать подворотнички. Когда руки и голова заняты, когда нет времени рефлексировать — отдадут Фениксам или нет, взорвусь я там или тут, будет ли «нападение разбойников» и как именно я умру — об этом всем нет времени особо раздумывать, когда работаешь на подхвате у старого мясника. А мяса для праздника требовалось очень много. И работы у мясника тоже было очень много. Ему на помощь прислали двоих слуг из дворовой команды, двух бестолковых молодых парней, Мао и Таоин, но они совсем ничего не умели и большую часть времени старик орал на них, поправляя.
Сяо Тай же работала ножом, выключив голову. Не задумываясь о будущем, просто отделяя шкуру от туши, надрезая и надламывая суставы, отрезая все лишнее, как и положено мяснику.
— Сразу видно, что ты девка деревенская. — одобрительно кивает Вэйдун: — благородных кровей, но выросла в деревне.
— Это откуда видно-то? — удивляется она, надрезая сухожилия, чтобы сломать ногу барашка в суставе и отделить ее потом. У нее нет силы старого Вэйдуна, чтобы после такого надреза просто оторвать ногу с копытцем, ей приходится действовать аккуратнее и дольше, углубив разрез. Она останавливается и критическим взглядом смотрит на свой нож, проверяет ногтем остроту лезвия. Нож не должен быть тупым, все это знают, но он так же не должен быть и слишком острым, иначе во время разделки он не будет скользить по кости, срезая мясо и оставляя за собой белоснежную поверхность, он будет впиваться в надкостницу, в саму кость, мешая работе, останавливая руку.
— Крови ты не боишься, а уж разделывать барашков или даже кого покрупнее — умеешь. Я бы даже сказал, что тебе это нравится. Ты прямо вся светишься. Удивительное дело, юная девушка, а любит ножом орудовать и крови не боится… даже наслаждается этим. Точно деревенская. Ты вот говоришь, что не помнишь ничего, но я могу сказать, что род у тебя благородный был, но, видимо из обедневших, видал я такое. И еще — хват ножа. Ты его обратным хватом держишь. Так нож только варвары дальнего Севера держат. Значит твой род из последних благородных, что при Юань выжили.
— Так удобнее, рука не устает. — поясняет она, поднимая руку с ножом: — вот смотри, когда ты лезвие вперед ведешь прямым хватом, то убирать мясо с кости ты только движением вниз можешь, а чтобы вперед убрать, тебе руку придется неудобно вывернуть, а обратным хватом я движением и от себя снимаю мясо и к себе — без разницы. Быстрее, удобнее и меньше устаешь.
— Удивительно, как ты могла все забыть при твоей памяти. Наверное, по голове тебя кто-то ударил. — говорит мясник и тут же повышает голос на непутевого работничка рядышком: — Таоин, задери тебя демоны! Почему у тебя туша опять грязная и в лохмотьях каких-то?! Не хватай шкуру снаружи, работай внутри! Аккуратнее шкуру снимай, у тебя на ней сорочьего мяса просто лохмотьями!
— А почему «сорочье мясо»? — тихонько спрашивает у Сяо Тай ее младшая сестра Лилинг: — сорока это же символ счастья и влюбленности? На сорочьем мосту свидание…
— Потому что, если оставлять клочки мяса на шкуре, его потом сороки едят. — поясняет Вэйдун, услышавший ее шепот: — а эти «символы счастья» жрут как не в себя и гадят потом тут же неподалеку.
— Некрасиво, когда, туша в порезах и рванине, — поясняет Сяо Тай: — если целиком барашка запекать, например. Но если вот как эти двое снимают шкуру, так потом мясо только на начинку пускать.
— У меня руки болят! — подает голос один из приданных работничков: — это сложно!
— А вот этот — явно городской, — качает головой Вэйдун: — и чему только городские своих детей учат? Им барана живого дай, так они с голоду помрут на него глядючи. А чего доброго, это баран их съест.
— Кровожадные бараны Чаньюэня, — комментирует Сяо Тай, отделяя пласт мяса от кости: — хищные и умные твари поедают людей в округе. Хаос, крики и рок-н-ролл.
— Не знаю, что такое рок-н-ролл, но что вот эти помощнички тупее чем мясо, которое они разделывают — это точно. — хмыкает старик себе в усы: — поторапливайтесь, у нас еше полно работы. Если бы не юная госпожа Сяо Тай, мы бы вовсе тут до темноты возились! А она не обязана помогать. Она приемная дочь Главы дома, господина Баошу, но забить барашка, а потом быстро и аккуратно его разделать — умеет. И хорошо умеет. Не то, что вы… не будете нормально работать, надаю тумаков.
Тем временем руки у Сяо Тай живут своей жизнью, она продолжает разделывать тушу, отделять мясо от костей, погрузившись в своеобразный транс, такую вот динамическую медитацию, чувствуя, как тепло окутывает ее и словно Вселенная одобряет каждое ее движение. Интересно, думает она и каждая мысль у нее словно легкое облачко, интересно, вот учитель Вун говорил, что все на свете есть ци, значит есть ци в живом барашке и в мертвом. А чем они различаются и различаются ли вообще? С одной стороны, адепты-заклинатели умеют управлять этой самой ци… может в живом теле она подвижная? Следовательно,
