Лехнаволокские истории - Игорь Анатольевич Безрук
Могли они, конечно, «закосить» и под студентов, для которых билет был еще дешевле, но сзади уже напирали, стала образовываться живая очередь, и Виктор решил не усложнять дело.
По деревянным мосткам спустились в небольшую, изнеженную тишиной балочку, потом поднялись на пригорок, и взору их во всем своем первозданном великолепии предстала знаменитая Преображенская церковь.
Отсюда, с южной стороны, все остальные постройки погоста были закрыты ее громадой. Но даже если бы на всем непротяженном островке осталась одна эта церковь, они бы не уехали неудовлетворенными.
Невольно Николай с Виктором остановились — перехватило дыхание. Из махрового паласа трав это диковинно-замысловатое сооружение на фоне мягкого серого северного неба вырастало неожиданно и впечатляло. Одинокие немногочисленные березки у его подножья походили на бледные ростки, только вчера пробившиеся из-под земли. И не удивительно — кто смог бы посильно тягаться с ним, взлетевшем в небеса!
Поначалу всё в этом ансамбле пристроек, надстроек, неисчислимых витиеватых крыш и куполов казалось хаотичным, бессмысленным, неправдоподобным. Его создатель будто издевался над людьми: понатыкивал башенки тут и там, как Бог на душу положил, однако, приглядевшись повнимательнее, как озаришься вдруг: да что ж глаза мои не видели ничего? Всё тут в лад, всё к месту, гармоничнее и быть не может. И только почувствуешь это, как заиграют всеми оттенками моха чешуйчатые луковицы цилиндрических у основания куполов, изогнутся заманчиво похожие на пышные бедра разомлевших дев арочные своды крыш и станут подобными зорким дозорным в остроконечных шоломах, бдительно озирающих окрестности. Как тут не вспомнить васнецовских богатырей, как не замереть в немом восторге перед эдакой сказочной красотой. Уж, видно, здесь, в далеком суровом краю, никто не помешал зодчему во всю мощь развернуть крылья своей безграничной фантазии. И теперь даже кое-как приколоченные современные поперечные балки, сдерживающие старинный брус от разрушения, не испортили впечатления.
«Купола мохнатые Кижей» — как искра вырвалась у Резника поэтическая строка Вознесенского.
Чем ближе приближались они к погосту, тем выше и выше приходилось поднимать голову. Крест верхнего, центрального, самого крупного купола терялся в облаках. Мшистые, валом уложенные камни основания тесовой ограды, опоясывающей погост, казалось, хранили тепло Вечности. Было что-то упоительное в этой древности, в этой седой старине. Ни к бревнам церквей, ни к пирамиде часовни, ни к двускатной крыше ограды за триста лет ни разу не прикоснулись ни топор плотника, ни кисть маляра. Даже гриб-паразит, присосавшийся к верхней балке входных ворот, и тот, кажется, за сотни лет превратился в камень.
Прошли на территорию погоста, поднялись по крутым ступеням в Покровскую церковь, оказавшуюся действующей. В глубине её, в бархатном полумраке трепетал неяркий свет лампад и свечей, оттуда же доносился острый запах стелющегося из кадил ладана и лилось чарующее многоголосье, там, под тускло поблескивающими иконами, облаченный в ризу батюшка неторопливо обводил вокруг аналоя новобрачную пару.
Рулады, выводимые спевшимся хором, так тронули Резника, что ему захотелось взглянуть на него. Каково же было удивление, когда вместо многоликого ансамбля он увидел на клиросе лишь двух скромных прихожанок: молоденькую светлолицую девушку лет двадцати и пожилую женщину в черном длиннополом платье. Украдкой они поглядывали на лежавшую перед ними массивную книгу, однако, это нисколько не мешало их песне птицей взлетать под бревенчатые своды, кружиться под потолком и мягко опадать вниз.
Виктор невольно взглянул на Николая и порадовался, убедившись, что тот — судя по горящим глазам и стесненному дыханию — переживает такое же волнение, как и он сам…
Обомлевшие и одурманенные впечатлениями, не сразу покинули они двор церкви. Но прийти в себя им не дали: неподалеку от погоста раздалась плясовая, застучали по земле девичьи задорные каблучки. Прямо у крыльца двухэтажного бревенчатого дома Ошевнева местная фольклорная группа разыгрывала целое действо, перенося зрителей чуть ли не в буйство красок и голосов восемнадцатого века. Девы в черных бархатных распашных сарафанах, в наброшенных на хрупкие плечи шелковых платках соперничали с женами в ярких расписных кокошниках с бисерными птицами на высоких открытых лбах.
Вот запела пава в алых наушниках, также отороченных бисером. Её лазоревый сарафан туго перепоясывает в талии бардовый пояс с карманом — «лакомкой» — в него девице можно положить и кошелек, и конфеточку.
Мужики в косоворотках с вышивками, в портах с шерстяными поясами узорного плетения, в черных яловых, натертых до блеска сапогах лукаво переглядываются меж собой, озорно подмигивают девицам.
Виктор с Николаем спустились пониже, поближе к действию.
Вдруг песня резко оборвалась, из толпы отделилась скуластая узкобровая дивчина с длинной русой косой, в которую были вплетены разноцветные атласные ленты и, оглядывая столпившихся вокруг неё участников ансамбля, громко нараспев произнесла:
— А где делся наш жених, нежель потеряли?
Все хором ответили ей:
— Ищи, ищи, сваха, ты ж только его знаешь.
Сваха нахмурилась озабоченно, выпятила тонкие алые губы, обвела взглядом вокруг и неожиданно указала пальцем на Николая:
— Вот он, наш чернобровый, вот он, наш золотой! А ну, девки, держите его, а то снова убежит!
Толпа экскурсантов, бывшая рядом с ребятами, мигом отступила, и Виктор с Николаем остались одни. Тут же нарядная ватага окружила их, и все наперебой начали расхваливать Николая-жениха.
— Николай, да поддержи ты народ, отведи душу, — подтолкнул Виктор приятеля к «свадьбе». — Когда еще и где так повеселишься?
Николай заулыбался, махнул рукой:
— Жениться, так жениться!
И тут же раздался звонкий голос «свахи»:
— А вот и невеста!
Толпа снова расступилась — уже в другом месте, и сваха подпихнула поближе к Николаю выбранную из экскурсантов «невесту».
Николай обернулся на голос и оторопел: ему подвели Ирину, пунцовую от смущения и радости. Он даже не успел спросить, каким чудом она здесь очутилась, как их уже потянули на зеленую поляну, на простор.
Виктор пошел со