Их чужие дети (СИ) - Таша Таирова

– А у нас сын, – с гордостью заметил он.

– Эх, бракодел! То ли я – ювелирно девочку сделал!

– Так сын же он мужик! – не унимался друг.

– Сын у меня уже есть, теперь вот девочка родилась, – с улыбкой заметил Костя и показал рукой на распахнутую дверь в консультацию. – Пошли, переговорим и посмотрим, когда мы будем пацанёнка вашего с этим миром знакомить. А то Ромке Дамировичу уже скоро три стукнет, а ваш только-только оформляется. А имя уже выбрали?

– Да, – тихо ответила Марина и в нежностью посмотрела на мужа. – Тимур. Крепкий, железный. У «благоразумного» отца только такой сын родиться может.

– А вы все имена переводите? – удивлённо спросил Костя, придерживая дверь от порыва ветра.

– Профессия такая, – пожала плечами Марина. – Я лингвист, Константин Фё...

– Марин, ваш муж с братом когда-то спасли меня от неизвестности тёмного будущего, так что давайте без официоза? Я для вас, Кайтуковы, просто Костя. Причём, заметьте, для всех. И для Марго, и для Дамира с Наташей, теперь вот для вас с Рашидом. И дай бог, не последний раз!

Рашид усмехнулся и тихо заметил:

– Это я тебе обещаю, Казанцев. Сыну негоже в одиночестве расти.

Они переглянулись и дружно пошли по коридору. «Как прекрасно всё сложилось, – думал Костя, – как здорово, что Марина смогла найти Рашида. Всё же правду говорят – пока женщина заинтересована в мужчине, она не исчезнет. Пока мужчина заинтересован в женщине, он всегда и везде её найдёт, даже если она исчезнет. А тут всё случилось иначе, но как удачно случилось. А сына мы родим! И не одного, а там, глядишь, ещё и за девочками вернёмся!»

Глава 33

Таня села к столу и улыбнулась – когда твой мужчина ест с таким аппетитом, то и готовить приятно.

– Опять весь день бегал и не поел, да?

Павел мотнул головой, поглощая жаркое, и выдавил:

– Ну не всем же быть мужчинами котлетического телосложения, кто-то должен быть просто красивым.

Татка тихо рассмеялась, боясь разбудить уснувшую Любочку.

– Я сегодня заходила на работу, но не стала тебя беспокоить, только с Костей переговорила. Паш... – Она подняла брови и искоса глянула на мужа. – Паш, он про работу говорил. Что мне делать, Паш?

– Понятно что. Прислушаться к чужому мужику, потому что родного, любимого и единственного, ты не слушаешь.

– Любишь ты себя, любимого и единственного!

Павел встал, аккуратно положил тарелку в мойку и гордо заявил:

– А кого мне ещё любить, кроме тебя, Любочки и родителей? И вообще, уж если жить с мужчиной, то с таким, чтобы тебе завидовали, а не сочувствовали. А тебе завидуют!

Татка бросила в мужа полотенце и уверенно ответила:

– Тогда я завтра говорю с мамой Наташей, познакомлюсь с няней, про которую она мне говорила, и выйду на работу. А то я уже начала отвыкать. Знаешь, мне сегодня даже нехорошо стало от запаха антисептика.

Она быстро убирала со стола, не замечая внимательного взгляда Павла. Он стоял позади неё и напряжённо думал. Они уже давно не предохранялись, а с появлением Любочки их ночи стали хоть и чуть короче, но намного жарче.

– Татка, а ты когда у врача-то была? Верочка когда тебя смотрела в последний раз?

– А меня не мама Вера смотрит, а Анна Валентиновна Шитова. Мама сказала, что когда болеют свои, то та часть мозга, что отвечает за медицину, отказывает. Поэтому я наблюдаюсь у Анны Валентиновны. А что?

– Да так, к слову пришлось.

– Паш, не надо, – грустно ответила Таня и отвернулась. Она помнила последние слова погибшей сестры, но как врач не верила в проклятие. Она верила в медицину и знала, что чудес практически не бывает. Павел выдохнул и крепко обнял любимую, стараясь отвлечь её от неприятных мыслей.

Они вместе убрали кухню, затем каждый занялся своими делами, старясь громко не разговаривать и смеяться, прижимая ладони к лицу, но мысль о визите к врачу так и осталась в голове и Татки, и Паши. Но вскоре всё забылось, потому что в свои права вступила тёплая весенняя ночь... ночь любви и нежности.

***

Анна Валентиновна вышла в коридор и с усмешкой глянула на побледневшую Веру Андреевну.

– Ну чего ты переживаешь? Потом будешь переживать.

Симонова захлопала ресницами и тихо спросила:

– Когда?

– Когда я у Татки твоей роды принимать буду. Вот тогда-то я тебе напомню, как ты меня смешила, когда я Ирину свою рожала! – Вера Андреевна растерянно глянула на коллегу и молча подняла брови. Шитова глубоко вдохнула и тихо ответила: – Поздравляю тебя, Вера, бабушкой ты скоро станешь. Думаю, как раз ко дню рождения самой Тани в октябре и станешь.

– Это правда, Ань?

– Правдивей не бывает, это я тебе как врач и как бабушка говорю!

Симонова совсем не по-профессорски взвизгнула и влетела в свой собственный кабинет, где на диване сидела заплаканная Татка. Она с разбегу села рядом и крепко прижала к себе тихо плачущую дочь.

– Ну что же ты плачешь, Танечка? Это же радость какая! – сквозь свои же счастливые слёзы шептала она, слушая всхлипывающую Татку, которая между тихими рыданиями повторяла одно и то же: «Мам, ну как же так? Как же это?» – Помнишь, я тебе говорила, что появление Любочки перевернёт твою жизнь? Вот и пришло это, Татка! Пришло, моя девочка.

Они сидели обнявшись и тихо шептались, планируя дальнейшую жизнь и работу. В этот момент дверь в кабинет приоткрылась и раздался мужской голос:

– А к профессору Симоновой можно?

Вера рассмеялась и громко заявила:

– Не только можно, но и нужно. – В кабинет с букетом цветов заглянул Леонид Анатольевич и, увидев двух заплаканных женщин, быстро положил флору на тумбу и присел напротив Тани.

– Что случилось? Татка, доченька, тебя обидели? Что-то с Любочкой?

Таня сжала губы, стараясь не плакать, и тихо проговорила:

– Пап, у меня будет ребёнок.

Телегин резко встал, схватил Татку на руки, поражаясь её лёгкости, сел рядом с Верой и прижал дочь к себе, усадив её на колени. Вера удобно устроилась рядом, положив подбородок мужу на плечо.

– И по этому поводу вы вдвоём устроили наводнение? Вот две глупышки! Плакать