Иволга и вольный Ветер - Галина Валентиновна Чередий
— Ага, точно. Женские ожидания — не есть твои обещания. — пробормотала, озираясь. — Это я помню.
— Так и есть… было… Но я хочу это поменять. Между нами.
Взгляд наткнулся на пустую винную бутылку, пристроенную у ножки стола с очень запомнившийся мне этикеткой. Дорогое розовое игристое, то самое, что мы пили в номере ночью, которую я считала самым прекрасным, что со мной случилось в жизни. Ровно до утра с его отрезвляющим оплеухами реальностью.
— Невозможно поменять то, чего уже нет. — резко развернулась, снова нарвавшись на тяжёлый, теперь полный откровенной болезненности взгляд Егора.
— Если это так, то что ты тут сейчас делаешь?
— Ты очень настаивал на том, что нам нужно поговорить.
— Вот как? И это сработало? Что же, я готов ещё больше настаивать на том, что нам стоит попробовать начать все заново.
— Что именно? Заниматься сексом? — собственный вопрос отозвался во всем теле, как если бы был разрядом тока, не отреагировать на который физически просто невозможно.
Мышцы внизу живота бесцеремонно дернуло, а потом тягуче-сладко потянуло. Соски затвердели мгновенно и так сильно, что белье сразу же стало казаться сделанным из железной проволоки, нарочно ранящим и без того внезапно дико чувствительную плоть. Чтоб тебя, Ветров и мой глупый язык! Ты ведь такой гад, козлище похотливый, но ведь и я тогда кто, если хочу тебя даже такого? Так хочу снова всего того, что чувствовала в твоих руках, что обуздать такое не выходит. Злость и ревность — выходит, а вот эту похоть лютую — нет.
— Как минимум. — голос у Егора резко осип. Уверена — глянь я ему сейчас опять в глаза и разговоры будут забыты на некоторое время. — Но этого одного будет уже недостаточно.
— Кому?
— Тебе было изначально. А мне… — Ветров шумно выдохнул мне в затылок, подойдя со спины впритык, краем глаза я увидела его мелькнувшие руки, как если бы он хотел меня заграбастать в объятия, но с трудом остановил себя в последний момент. А мне тут же стало остро-больно, от того, что так и не сделал. Ощущать его так близко, так отчетливо, как будто я стояла спиной к огромному полыхающему костру, желая больше всего сейчас просто рухнуть в его пламя, нужна всего лишь малость, легкий толчок…
— Слушай, Валя… это не мое и не обо мне… — хрипло прошептал Егор в мой затылок. — Есть секс и есть остальная жизнь, дела, работа. Это должно занимать мои мысли все время вне секса. Всегда у меня так было, понимаешь? — говорил он все более торопливо, словно боялся, что выслушать до конца не захочу. — То есть, секс и все остальное — отдельно, не то, что влияет на твои мысли и решения. Разные вещи, требующие отдельной конкретизации, нечто, что не должно смешиваться. А что по факту? Я сижу на совещании и думаю о том, где ты. Как и что ты надела на себя, поднявшись с постели. Торчали ли твои соски от утренней прохлады, почти так, как от моего дразнящего дыхания, и у меня, бля, встаёт. Я, нахрен, не могу из-за стола встать, чтобы не опозориться. Я не могу… отделить, сепарировать тебя от своей обычной реальности, понимаешь? И я не могу с тобой, как всегда, как с другими — не думать где ты, с кем ты, что делаешь, когда не со мной.
— Погоди… — слегка опешила я, не ожидая именно такого поворота. — О чем ты вообще? Ты меня тупо бросил, ушел, швырнув бабки, а теперь говоришь вот это?
— Ушел, да, скотина я и мудак, этот факт уже не изменить. Ты это знаешь, я. Могу сто раз сказать — извини, но обратно уже не отмотаешь.
— То есть, ты мне просто предлагаешь типа забыть и давай все заново?
— Нет, я тебе говорю, что мой уход ничего не изменил, наоборот все только усугубил, придал полную ясность, для меня уж точно. И не говори, что для тебя не так. Если бы ты могла плюнуть и растереть, то не пришла бы сюда.
— Может я пришла позлорадствовать, что тебе сейчас куда хреновей, чем было и есть мне.
— А это так? Нет, Иволга моя, ты вообще не такая. Я это понял почти с самого начала, но не сразу дошло, что это значит для меня. Потом показалось, что понял и решил, что лучше всего убраться к чертовой матери, чтобы не нанести тебе еще большего ущерба.
— Если так, то нафига же ты тут поселился?
— Я ведь эгоистичная скотина, Валь, ты в курсе. И привык потакать своим желаниям. Я хотел тебя видеть. Но этого совершенно недостаточно. Я хочу все заново начать, Валь. Хочу так, как у меня не было ни с кем. Только ты и я. Ва-а-аль… — у меня и без того от его рваного дыхания в мой затылок уже все нервы были на грани детонации, а стоило Егору чуть наклонить голову и тронуть едва-едва кожу на моей шее губами, остановить взрыв стало уже невозможно. — Ва-а-аль… пошли меня… сейчас… я же не смогу уже… озверел уже без тебя… по тебе…сгорю к хренам…
— Ну и гори! — вынесла я нам обоим приговор, разворачиваясь и запрокидывая голову навстречу его поцелую, обхватывая шею. Я ведь для того сюда и шла — узнать, что будет после пламени. И будет ли.
— Валь…! — Егор с рваным вдохом столкнул наши рты, одарив сквозь боль меня таким облегчением, что дышать стало категорически нечем.
Первый поцелуй вышел кратким, но потрясающим, люто жгучим и бьющим беспощадно в голову, как щедрый глоток очень крепкого алкоголя на совершенно пустой желудок. Потребовались секунды обоим на отдышаться, одновременно утопая в нарастающем опьянении друг другом.
— Валь… Иволга моя… птица моя волшебная… — бормотал едва слышно какую-то чушь Ветров, вглядываясь мне в лицо жадно, тревожно даже, оглаживая нежно-нежно, как если бы боялся ранить, пальцами мои щеки, лоб, губы.
Чуть отстранившись, легко-легко проводил ладонями по плечам, груди, бокам, будто убеждаясь, что это я, прежняя, что нет обмана.
А у меня глаза так и норовили закрыться, от накатывающего все сильнее того самого облегчения, которое дарили эти касания. Как будто ими Егор с меня снимал плотную пленку боли, с которой жила эти недели без него.
— Ты похудела… — пробормотал Егор, захватывая обе мои руки. Поднял их к своему лицу и принялся целовать чередуя правую и левую, то в центр ладоней, то ловя губами биение пульса. — Красивая какая… смотрю и
