Сага о бескрылых (СИ) - Юрий Павлович Валин
Укс покрутил головой: ничем Храм не убьешь, вот, даже какой-то уцелевший сотник орет как ни в чем не бывало.
На палубе барки уже стояли трое с копьями — порядок соблюдать призывали. Гребцы занялись крышкой трюма…
Укс не понял, пустоголовая тоже замерла…
Крышка люка поднялась сама сбой и оттуда полезло что-то черное и густое. Хотя, может быть и не черное, но точно тягучее, довольно подвижное, но вовсе не человеческое…
…Вскрикнул мгновенно поглощенный живой чернотой гребец, остальные исчезли, кто-то из моряков полетел через борт, чернота начала рассыпаться на части, тяжело сыпаться в воду. Укс, наконец, разглядел отдельные фигуры, оружие, неловкие взмахи хвостов.
— Тритоны… — выдохнула оборотень.
В этот миг выползающая из бездонного трюма чернота устрашающе замычала:
— Эхк!
В воде нелепость хвостатых фигур мгновенно исчезла, заодно сгинул и попытавшийся плыть к берегу моряк. Через мгновенье волна выбросила тритонов на гальку — ударили их остроги — рухнул у воды первый ряд ошеломленных и оглушенных моряков и горожан.
— Удираем, — Укс дернул оборотниху за плечо.
Шпионы рванули прочь по берегу, а за их спиной начался бой. Люди, не попавшие под первый удар острог, успели отскочить от кромки прибоя. Оружие имелось у всех, правда, мечи, топоры и немногочисленные копья не давали преимущества перед острогами, зато опыта драки у людей было побольше.
— Бей тварей!
— Эхк!
Крики, рев, треск оружия…
— Очень вместительная барка, — подметила пустоголовая, оглядываясь.
— Это не барка. Конь…
— Спятил, хозяин⁈
— Беги, они не только там…
— Вообще не фрух, — сообразила Лоуд.
Партнеры выскочили на остатки пристани — темнота меж обугленных свай и корабельных бортов шевелились — выползали на берег десятки хвостоногих фигур, клокотали свое:
— Эхк!
Укс взял курс подальше от берега. Лоуд не отставала.
— Вы же, вроде, соратники? Может, поговоришь с ними? — десятник нашаривал в поясном чехле наконечник тичона.
— Сейчас⁈ Логос-созидатель весьма удивится беседам в такую ночь.
Шпионы спрыгнули на рыбацкий берег — кое-где из волны выползали тритоны, но здесь их было не так густо.
— Не успеем, порт, считай, у них.
— По скалам поднимемся.
— Без осла и бочонков⁈
Укс остановился и принялся навинчивать наконечник.
— Быстрей давай! Не успеем! — торопила запыхавшаяся оборотниха.
— Мы здесь! — закричали из темноты под скалами.
Десятник разглядел осла и мальчишку.
— Говоришь, ночь не для бесед? Кончилась молчанка-то.
— Не, это у осла голос прорезался, — предположила Лоуд.
Повернули обратно к порту. Осла подгонять не пришлось, скакал так, что вьюки подлетали. Недалеко от пристаней дорогу шпионам преградили три фигуры: неловко стоящие на ластах, но вооруженные.
— Э, мы не городские, мы просто мимо проходим, — заверила тритонов Лоуд. — Помните меня? Я командовала захватом барки.
— Эхк! — булькнул рослый тритон, напирая.
— Они дурные! — сообщил, пятясь, не вовремя разговорившийся Грушеед.
Осел тоже пятился.
— Чего встали, раз сами умные⁈ — рявкнул десятник. — Обходите.
Тритон пытался ударить двузубой острогой, но достать десятника смог бы боец пошустрее раза в три. Укс легким касанием отклонил острогу, кольнул дарка в грудь — тритон согнулся. Опытная оборотниха взмахами копья отвлекала второго ногохвостого, тоже вооруженного острогой. Десятник мимоходом кольнул крайнего тритона, тот выронил широкий нож…
Мальчишка с ослом уже проскочили вдоль склона. Укс крикнул пустоголовой, норовившей метнуть копье в своего противника:
— Оставь! На что тебе рыбий мордос?
— Так это он меня кольнуть пытался, шмондец упертый, — оборотень легко оббежала неповоротливого противника.
Шпионы взобрались на мостовую набережной, осла и подталкивать не пришлось — взлетел испуганной птицей. У пристаней и Морского дворца ковыляли сотни неуклюжих фигур, но Южная улица была свободна. Шпионы прорысили по мостовой, и, чувствуя себя в безопасности, остановились передохнуть. Берег был темен, лишь у лагеря под маяком мелькали огни — там продолжался бой. У барки, видимо, все кончилось быстро: уцелевшие люди бежали. Во тьме едва ли можно было рассмотреть-угадать, но, казалось, Хиссис атаковали тысячи тритонов.
— Эхк! — стонал порт.
Партнеры переглянулись.
— Ты понимаешь, что они требуют? — прохрипел Укс.
— Догадалась, — призналась Лоуд. — Но видят боги, я здесь не причем. И мысли не было советовать хвостоногим припёркам наш эликсирчик пробовать и приобщаться.
— Ющец меня поимей, мудрецы подводные сами догадались. Логосу-созидателю стоит удивиться. Я не думал, что дарки могут быть столь тупы.
— Э, видимо, я совершенно напрасно пыталась тритонам о себе напомнить, — пробормотала оборотень. — Надо бы вернуться и добить этих троих.
— Поздновато. Там их уже несколько десятков. Но едва ли они тебя узнали в крепком парне с копьем.
— Они не такие тупые и знают, кто такие коки-тэно, — уныло возразила Лоуд.
— Это они раньше были «не такими тупыми», — поправил десятник. — Похоже, нэк им не только память отбил. В любом случае, зачистить такой длинный «хвост» нам не по силам. Уходим.
— Куда?
— Будет время, поразмыслим. В лодку я сейчас садиться вовсе расхотел.
Любящая море оборотниха закивала — водный путь ей тоже разонравился.
Двинулись вглубь города. Имело смысл обойти горящие кварталы, отсидеться. Осел и мальчишка настороженно оглядывались.
— Не догонят, — успокаивающе заверила Лоуд, пытаясь примостить на плече надоевшее копье. — Они дарки морские, на улицах смехотворно бессильны.
— Заткнись! — прошипел Укс, вглядываясь в дым.
На миг развеялась пелена, порванная взмахом широких крыльев: сидели на мертвых телах горбатые тени, топорщили перья. Вот одна из жутких теней встряхнулась, показала крючконосый профиль и налитую женскую грудь, нагнулась, рванула клювом брюхо мертвеца. Нет, еще не мертвеца — несчастный конвульсивно согнул ногу.
— Это не сирены, — прошептала Лоуд.
— Левая — сирена, вон, перья на шивороте гладкие и крылья меньше, — едва слышно отозвался Укс.
— Сирены и керы
[1]
⁈ Вместе⁈
— Пойди и убедись.
— У меня души нет, зачем я этим дурам? — засомневалась оборотень.
— Проверь. Может, есть душонка?
Отступали медленно, осел тоже что-то такое учуял, хотя о керах вряд ли слыхал в своей короткой невеселой жизни.
Обошли вдоль реки, здесь было тихо, вода омывала скопившиеся у мостика пласты мертвых тел. Луну задернуло дымное покрывало, может от этого дикие крики, доносящиеся с Речной площади, казались очень далекими. Шпионы свернули на мощеную Дворцовую, остановились: с мутного неба доносились голоса.
— Поют, — прошептала Лоуд.
— Не слушай. Эй, Грушеед, уши заткни. Околдуют.
Уши мальчишке заткнула оборотниха, спешно нашарившая в поклаже остаток лепешки и нажевавшая клейкого мякиша. Теперь приходилось знаками показывать Грушееду куда вести осла.
— Лучше бы бросить, — ныла Лоуд.
— Обоих?
— Да хоть одного, ющец их…
— Так и иди сама-одна. Легко проскочишь.
Пустоголовая промолчала.
С неба снова неслось нежноголосое:
— Нэк, нэк, сладкий нэк, люди, подарите нам нэк…
Укс старался держаться ближе к пожарам: летать над огнем не слишком приятно, этого даже бескрылые не забывают.
Потянулись трущобы Арисской
