Гвардия Хаоса - Ардо вин Акисс
И уж совсем точно не было здесь раньше этого надгробия.
«Нола Орчи. 881 – 899».
– Здравствуй, Нола, – тихо, отчетливо произнесла Валерия, и положила на него цветы, которые собрала по дороге.
Простая прямоугольная каменная плита, серая и небольшая. Ни портрета, ни дополнительных украшений. Только надпись, высеченная неизвестным мастером. Буквы уже начинали стираться под действием ветра, дождей и перепадов температур, которыми славятся степи. Ранмаро, Виктория и Юрика смотрели на нее с той странной печалью, которая появляется, когда человек видит могилу незнакомого лично ему человека, но такого, о ком другие рассказывают только хорошее – искренне. И пусть Нола погибла так давно, что лишь бессмертные Гвардейцы и Валерия помнят ее – они оплакивали ее, пусть и без слез.
– Я хочу побыть один, – сказал Дженази, и все без лишних слов отступили.
***
Валерия не останавливалась, пока расстояние между ней и надгробием не стало таким, что нельзя уже было рассмотреть лица ее бывшего врага.
– Не слишком далеко? – спросил у нее Ранмаро.
– Слишком близко. Нам вообще лучше вернуться назад. Оставим их наедине друг с другом.
Дрожь пробрала всех, кто слышал эти слова. Валерия говорила о Ноле так, словно здесь и сейчас она все еще была жива.
Глава 21. Скрежет шестеренок реальности
Дженази не ждал, пока спутники оставят его одного, ему на самом деле было все равно, как далеко они уйдут. Покинули поле зрения – и ладно. Он уже забыл о них, и только две вещи остались, обладающие ценностью. Нет, даже одна, потому что надгробие – просто камень. Что могут значить пустые символы, в которых лишь имя да годы жизни, для него – того, кого до сих пор тревожат, словно это было еще вчера, звуки голоса Нолы, чистый взгляд и всегда искренняя улыбка, тепло кожи и ощущение ее бархатного дыхания – на своей. И аромат тела, настолько чарующий, что подсознание мгновенно заблокировало его, приказало игнорировать – ему, г'ата, чей мир состоит из запахов не на смешные два-три процента, а много-много больше. Потому что в противном случае он не смог бы даже подумать о том, чтобы причинить ей вред. Впрочем, он не смог и так.
Кости. Останки Нолы были прямо перед ним. Что значат для него два метра земли, которые погребли ее, скрыв от света, ветра и дождя? Ровным счетом ничего. Он видел их. И умирал каждый миг, каждую мельчайшую единицу измерения времени, которая необходима для того, чтобы во Вселенной произошло самое незначительное из событий, заметить которое не смогут даже живущие со скоростью света.
Дженази протянул к Ноле свои руки – не только сквозь Пространство, но и сквозь Время, и воззвал ко всей скрытой в нем силе, чтобы приказать самой Реальности и заставить крутиться шестеренки механизма, способного исполнить любое желание. Его желание.
Долгие годы Дженази учился убивать. И на обратной стороне силы, способной уничтожить что-угодно, он обнаружил совершенно новое, чуждое всей его прежней натуре. Исцеление.
И воскрешение.
Это случилось, когда сразиться пришлось с отродьями истинного ужаса и разрушения, порождениями силы, которая искажала, извращала все, к чему прикасалась, с многоликим чудовищем, которое не рождалось и никогда не умрет, потому что не может исчезнуть олицетворение всего того, что гибнет, гниет, разлагается, распадается, сходит с ума и пожирает само себя – за миг до конца. Этот враг, существо из мириадов не-я, слившихся в одно безумное нечто, сломал меч и едва не поглотил душу, но Дженази выстоял, потому что в шаге от края, из-за которого уже не вернуться, схватился за последнее, еще не исчезнувшее воспоминание. И поклялся тогда, что вернет ему жизнь.
Жизнь Нолы.
Годы ушли на то, чтобы научиться сначала лечить раны, от царапин до потерянных частей тела. Это оказалось довольно просто, достаточно было обратиться к памяти тела и позволить ему вернуть первоначальное состояние. Дошло даже до возвращения молодости. Но это работало только на живых. Воскрешать он начал после. Тех, кто погиб у него на глазах. Тех, кто погиб за минуту до его появления; пять минут; десять.
Можно ли воскресить ту, которая погибла больше ста лет назад? Для Дженази – да. Ему достаточно и костей.
Сфера света, в которую заключило кости и надгробие, росла с неумолимой скоростью надвигающегося цунами, в белых молниях, что плясали на ее поверхности, были заключены просто неисчерпаемые океаны энергии. Казалось, сама планета испарится, коснись ее поверхности один из этих разрядов, но они и так пронзали ее почву и даже следа не оставляли на степных цветах и травах. Словно на самом деле все это светопреставление было сплошной иллюзией, ощущение безудержной мощи – простой игрой воображения. Но Время, Пространство, Жизнь и Смерть, Силы, что заставляют двигаться Вселенную, знали, что это не так. И те, простые смертные, которые умели прикасаться к этим силам, тоже об этом знали. Весь мир дрогнул, когда сфера разрослась настолько, что поглотила и самого Дженази, и еще десятки метров пространства за его спиной. Полярное сияние озарило ночное небо над всей планетой, электромагнитные возмущения вмешались в работу высокоточных приборов Дакиэрро, исчезла радиосвязь... Для него это не имело значения, потому что в центре силы, которую он призвал, появился размытый полупрозрачный силуэт, и он излучал свет, для которого ярчайшее свечение сферы было лишь слабым фоном.
Призрак продолжал уплотнять очертания, уже можно было узнать фигуру, форму лица, волосы... Не просто образ Нолы, а ее душа, разум и память были вызваны из-за Края, и оставалось только вернуть их в тело, восстановленное из костей. Дженази приготовился совершить этот последний шаг, наложить финальный штрих – и ощутил сопротивление. Не законы мироздания выразили свой протест – их воля уже была подавлена его собственной, а сама Нола Орчи оттолкнула его, сводя на нет безумную попытку обратить время вспять. Дженази отшатнулся, теряя контроль над рассеивающейся в никуда энергией, попытался вернуть все назад. Бесполезно. И тогда он просто шагнул к девушке, чтобы только лишь коснуться. И увидел, перед тем, как она исчезла, ее улыбку.
– Прощай.
***
Волчья Зима.
Длинная вереница шикчизо медленно брела по белой равнине. Чудища-великаны с трудом переставляли лапы, едва не по
