Убежище. Книга шестая - Ольга Станиславовна Назарова
Мишка присел под окном, придерживая Тима, чтобы пёс не зашумел. С одной стороны, подслушивать было как-то неловко, а с другой, если он сейчас уйдёт, его точно обнаружат!
– А ты… ты тёплая, вот к тебе люди и тянутся. Я это заметила давно, ещё когда мы учились. А ещё ты никогда не была жадной. Вечно у тебя деньги занимали…
– Так отдавали же, что тут такого? – удивилась Люда.
– По-моему, не все и отдавали, а ты не злилась… – задумчиво припомнила Зина. – Хотя сейчас речь не о деньгах, а, вообще, о щедрости, о том, что с тобой можно согреться. Ну, вот кажется, что всё-всё плохо, всё хорошее закончено и никогда не вернётся, а с тобой вроде как всё чуть полегче, а потом ещё полегче… И смотришь, а жить-то можно! Вот как это у тебя получается, а?
– Зин, а что такое случилось, чтобы никогда-никогда и всё плохо? Ну, я понимаю, когда не дай Бог, трагедия, уходит человек – вот это жутко тяжко, конечно. Но даже тогда… неужели же ты думаешь, что мы уходим в никуда?
– Нет, не думаю… – едва слышно ответила Зина.
– Уже легче, гораздо легче, когда ты понимаешь, что даже так, расставшись с любимыми, мы ещё встретимся! А уж если все живы-здоровы, паниковать из-за развода, курса рубля, проблем с начальством или тому подобных вещей просто не стоит… Знаешь, моя бабушка любила напевать такие слова:
– Всякое было – всякое будет. Что-то случилось? Время рассудит. Что-то уходит – что-то вернётся, после полуночи солнце проснётся. Солнце проснётся – холод растает, небо светлеет, и день наступает. День наступает – что-то приносит, что-то подарит, о чём-то попросит. Вечер навстречу? Что за кручина? Вечер для грусти твоей не причина. Тени ночные пускай не пугают – солнце поднимется – тени истают!
В середине бабушкиной присказки к её голосу присоединился ещё какой-то звук – громкое мурлыканье Фёдора.
– Пррравильно, прррравильно говорррришь… – согласно выпевал он, поддерживая отлично ему заметную мелодию: кошки часто видят то, что незаметно людям. – Так всё и есть, всё проходит, но остаётся в вас и с вами всё, что вы собррррали. Так не берите куски льда и камни: они тяжёлые, леденят и больно бьют по лапам… Берите и сохррряняйте тёплое, лёгкое и мягкое… Напррример, нас! – насмешливо пофыркал он. – А ещё тех, кто вас любит, и тех, кого любите вы. А ещё вашу память! Хорошую и тёплую, рррадостную. Она у всех есть, пусть маленькая, но есть! Берите её и прячьте подальше, чтобы она вас грела, как маленький огонёк, который не обжигает, но может вывести из абсолютной темноты и согреть, когда вокруг, кажется, нет ничего, кроме безнадёжного холода. Всё уже было – всё ещё будет… – вот как поём эту песенку мы, коты! – чуть громче мурлыкнул он, глядя в темноту за окном и обращаясь к своему Мишке. – Всё ещё будет!
Глава 4. Утро, прожитое для себя
Вопрос «Куда уходит детство?» можно задавать бесконечно. Ответ на него прост и непритязателен: никуда. Никуда не улетает оно воздушным шариком или бумажным корабликом по ручью. Никуда оно не может уйти. Оно ваше, личное, никому, кроме вас, не нужное. Куда же ему, бедному, деваться. Когда человек вдруг решает, что он взрослый-взрослый, детство торопливо прячется поглубже в память, укладывается там поуютнее на самое дно, укрывается всякими мелочами, чтобы его ненароком не заметили, да и дремлет себе потихоньку.
Правда, иногда выглядывает, смотрит вашими глазами и с сожалением провожает очередную покинутую вами или отданную любимую игрушку, памятную вещь, уходящую или попросту выброшенную под ноги уже взрослого человека детскую мечту. Смотрит, вздыхает и вновь ныряет поглубже в память.
А потом… Потом, когда мир взрослого человека по какой-то причине колеблется, устаёт жить по своим очень умным и здравомыслящим правилам, когда что-то случается, и уже невозможно найти выход. Память будит задремавшее детство, и оно выплывает на поверхность, напоминает о чём-то таком важном и позабытом. О том, что деньги и успешность – это ещё далеко не всё, о том, что бывают на свете самые настоящие чудеса, о том, что сказки вполне могут сбываться, если вдруг попадаются вам на пути, что мир снова может показаться огромным, неимоверно притягательным, новым! Этот самый мир ещё ого-го как может удивить даже самых самоуверенных в себе взрослых – он-то знает, что в глубине каждого из нас прячется наше детство, вопрос только в том, насколько глубоко…
Зинаида проснулась ещё затемно с ощущением того, что ей приснился какой-то потрясающе хороший сон.
– Хоть бы вспомнить… Ну, что ж такое-то? Столько лет сны не видела, наконец-то приснился, и на тебе: не помню!
Она поворочалась, потом решила проверить, как там поживает пострадавший скворец, выяснила, что очень даже неплохо, правда, крыло так и не подобрал.
– Ну, ладно, может, ещё всё и нормализуется! – пробормотала Зина. – Надо же, какой забавный…
Видимо, скворец чем-то и напомнил ей тот самый сон.
– Ой, вспомнила! Я видела, как в озере плавала! Я любила в детстве бегать на озеро рано-рано, на рассвете.
Зинаида ещё повспоминала свой сон, а потом вдруг решительно засобиралась.
– Когда ещё-то? А? Дома на озеро так не сбегаешь, и далеко, и встретится ещё кто-нибудь из знакомых… вроде как несолидно, а тут меня никто не знает, озеро рядом, погода подходящая. Давай, Зинка! Не сделаешь – потом жалеть будешь!
Она быстро собрала в сумку полотенце, тёплый халат на всякий случай, резиновую шапочку. Оделась, написала Люде коротенькую записочку, чтобы та не волновалась, если обнаружит, что подруги на месте нет, и потихоньку выбралась из дома.
Чем дальше уходила она по ещё тёмной дачной улочке по направлению к озеру, тем лучше становилось настроение.
– Как будто лет сорок пять с плеч сбросила, – пронеслось в голове у Зинаиды. – А я ведь ещё идти не хотела.
Нет, иногда всё-таки нужно сделать что-то этакое… совершенно неправильное при строгом взгляде со стороны, но очень-очень нужное тебе самому. Да и какая вам разница, как это выглядит для других? Живёте-то вы не для них, а для себя.
Зина, решившая прожить это утро для себя, вышла на озёрный берег как раз вовремя, когда рассвет на
