Воины столетия. Дар (СИ) - Галина Геннадьевна Черкасова
— Не меньше дюжины, — я улыбнулась, снимая лук. — Было бы легче, будь у меня автомат.
— Умеешь им пользоваться? — спросил Арес. Я спиной почувствовала, как он напрягся, готовясь к бою.
— Здесь я умею все.
Свет стал меркнуть, и духи понеслись на нас.
***
Я ждала Сашку больше получаса, телефон он не брал, и во мне потихоньку закипала злость. Какого черта он делает мне мозги? В школе он был, выглядел вполне здоровым, место и время выхода мы не переносили. Неужели нельзя взять трубку или просто перезвонить? Как будто мое время для него пустой звук. Да и вообще — я замерзла. Через проулок дул пронизывающий октябрьский ветер, а я, как всегда, не угадала с погодой — вместо теплого пальто накинула легкий плащ. Благо джинсы додумалась надеть, а не юбку. Я предприняла ещё одну попытку дозвониться, естественно, не увенчавшуюся успехом, и, швырнув смартфон в сумку, решительным шагом направилась к Сашкиному подъезду. Я не знала точного адреса, поэтому, помявшись у лестницы, обратилась к двум старушкам, наблюдавшим за мной с самодельной лавочки.
— Добрый вечер, — я мило улыбнулась. — Вы не подскажите, в какой квартире живет Александр Кирсанов? Он — мой одноклассник.
Старушки переглянулись. Одна зловредно хихикнула, а другая, прищурившись, сурово воззрилась на меня.
— Так это ты с ним каждый день в подворотне шаришься?
Я вытаращила глаза, а бабка, довольная произведенным эффектом, продолжала.
— Что, думаешь, никто не видит? Только вечереет, он — скок в проход, а ты там уже стоишь. Десять минут — и выходит, слова не скажет, как привороженный. И чего ж вы там делаете?
— Эээээ… Ну…
Вторая бабка, закончив хихикать, выдала веско.
— Вот тебе и "э", шалашовка!
Я покраснела до ушей.
— Да как вы…, - резко развернулась и пошла прочь, злясь больше на Сашку, чем на гогочущих старух.
— В двадцать первой, третий этаж, — произнес за моей спиной хрипловатый мужской голос. — А вы бы, дамы, научились себя вести. Обоим лет по восемьдесят, а воспитания и ума как не было, так и нет.
Я обернулась. У подъезда, опираясь на внушительного вида лохматую метлу, стоял пожилой мужчина в пальто, фартуке и шляпе, и улыбался мне. Аккуратно стриженная борода была вся седая, и я дольше, чем следовало, разглядывала дворника-интеллигента, пытаясь вспомнить, где я могла видеть его раньше. Бабки тем временем подняли невообразимый гвалт, сыпля похабщиной и оскорблениями, а я, пропищав несчастное "спасибо", тенью юркнула в подъезд. У квартиры номер двадцать один на меня нашел ступор. А, собственно, зачем я это делаю? Так ли мне надо в Перехлестье? Единственное, чего мне сейчас очень хотелось, так это хорошенько поругаться с Сашкой — вылить на него обиду, злость и негодование, к появлению которых он имел прямое отношение. Нет, ну кем он себя возомнил? С другой стороны, я мало представляла, что вообще хочу ему сказать. Вот с Аресом общаться было легче.
Но Сашка и Арес — две стороны одной медали. Почему бы не вести себя с Сашкой, которому на всех плевать с вершины его ничем неоправданного высокомерия, как с Аресом, который всегда поможет, прикроет и посоветует?
А, может, он там вообще умер? Отец вот недавно рассказывал о парне с аневризмой головного мозга. Мог умереть в любую минуту.
Я забарабанила в дверь. Барабанить пришлось долго. Я уже подумывала позвонить в МЧС и даже достала телефон, когда дверь распахнулась, и Сашка, в одном полотенце на бедрах, вытирая вторым мокрые волосы и не видя из-за этого меня, бросил.
— Сказал же, возьми ключи, я в душе бу…, - он убрал полотенце. Проморгался.
Я медленно убрала телефон в сумку и осторожно подняла руку.
— Привет.
Он смотрел на меня сверху вниз достаточно долго, чтобы я забыла о его внешнем виде и вспомнила о своей злости.
— Я тебя почти час прождала! Это что за приколы? — я скрестила руки на груди. — Телефон взять не судьба?
Он обернулся, глянул куда-то через плечо, потом снова посмотрел на меня.
— Извини. Наверное, на работе забыл.
— На работе? — мне надоело торчать за порогом, я шагнула в тесную прихожую и прикрыла за собой дверь.
— Подрабатываю после школы.
Сашка отступил на шаг. Вырвите мне глаза, Арес был неплох, очень даже неплох.
— Так мы идем или как? — я поджала губы и принялась разглядывать выцветшие обои на стенах.
— Я думал сегодня не пойти, — он потер рукой шею, словно разминался перед боем. Да так и застыл. Задумался.
"Черт тебя дери, да прикройся ты уже!"
— Подожди меня внизу, — он отвернулся.
— Я там час уже стояла. Мне холодно, и старухи у подъезда на меня наехали.
— Кто? — он глянул на меня.
— Старухи! Две клушки!
— Ну, иди, на кухне посиди, — отмахнулся он. — Я сейчас.
"И на том спасибо".
Я сняла плащ, не найдя вешалки, повесила его на руку, протолкалась через узкую прихожую, заваленную каким-то хламом и заглянула в первую по очереди комнату. Кухня представляла собой каморочку с узеньким окном-бойницей, такую маленькую, что единственный стул у столика спинкой касался угла раковины. Покрутившись на месте, я кое-как пристроилась на стуле, обняла плащ и вперилась в бледно-голубую, обшарпанную стену. Откуда-то невозможно воняло тухлятиной. Занавесочка-тряпочка на окне поднялась и опала. Хлопнула входная дверь.
— Я же вроде запирала, — послышался недоуменный женский голос. — Саш? Ты дома?
— Да.
— Баб Маня орет на весь двор, что ты к себе шал… Ой…, - она застыла на пороге кухни, на ходу стягивая легкую курточку. — Прошу прощения…
Она попятилась, не дослушав моего потерянного "Здравствуйте", и скрылась из виду.
— Саш… Саша! Ты бы предупреждал…, - её голос скатился до шепота. Я вздохнула, посмотрела на стену, поднялась, накинула плащ и, проскочив прихожую, тихо вышла из квартиры.
Спускаясь по лестнице, я успела подумать, что мать у Сашки — женщина красивая. Волосы густые, цвета меди, крашенные, конечно, но локоны тяжелые, свои, а глаза золотистые, теплые, большие. Узкое лицо, аккуратные черты, чуть подкрашенные губы — вся тонкая, натянутая, как струна. Да, уставшая, да, бледная, но почему-то представляя Сашкину мать, зная, что она растила его без отца, я всегда думала о ней, как о некой среднестатистической серой мыши, замученной жизнью. А увидела Женщину, которая умеет любить и ценить себя. И, по первому впечатлению, меня на своей маленькой кухне она застать была совсем не рада.
— А вот она, шаболда, выкатилась!
— Что, выгнала тебя Маринка-то? Так тебе и надо! Только мужиков хороших
