Пепельное Царство - А. Норди

– Безразличие, – сказала Бетель, когда вместе с мамой вышла из Церкви после окончания проповеди. – Вот, что вызывает эта ваша дрема!

– Тише, Бетель! – Мама испуганно огляделась, чтобы убедиться в том, что выходившие из Церкви прихожане не услышали слова ее дочери. – Такие вещи нельзя говорить, тем более после проповеди Праведника Ормальда.

– Я все равно не понимаю: почему взрослые верят в его слова? – не унималась Бетель, отвязывая заскучавшего Арчи от стойла. – Разве тебе не приходило в голову, что в своих проповедях Ормальд несет какую-то околесицу? Ну сама подумай: как черный цвет может быть белым цветом?

Мама с недовольным видом посмотрела на Бетель, с трудом забираясь в повозку следом за дочерью.

– Ты еще слишком мала, чтобы это понимать, – отрезала мама. – Состояние дремы как раз и нужно для того, чтобы осознать мудрость Вечного Владыки Кравена, которую нам озвучивает Праведник Ормальд в ежедневных проповедях.

– Хорошо, даже если так, то что такого особенного ты видишь в дреме? – Бетель легонько натянула вожжи, давая Арчи команду, что пора трогаться в путь.

Мама Бетель несколько мгновений размышляла над вопросом дочери, а затем с растерянным видом ответила:

– Ничего. Я ничего не вижу в дреме. – Она снова замолчала, но, подумав о чем-то, добавила уже более уверенным голосом: – Но нам и не нужно ничего видеть. В этом заключается прелесть дремы: нет необходимости ничего знать. Не нужно о чем-то беспокоиться.

– Да-да, я все это знаю и помню, – с раздражением сказала Бетель, направляя повозку к дому. – Я уже наизусть выучила слова Праведника Ормальда: «В дреме нет места сомнениям, страданиям и мыслям».

– Верно. – Мама смерила дочь усталым взглядом, который показался Бетель лишенным всякой живости. – Нам пора прекратить такие разговоры, Бетельгейзе. Ты уже взрослая и должна понимать, что мудрость Вечного Владыки Кравена настолько безгранична, что нам, простым людям, не в силах ее понять. Нужно просто смириться и послушно выполнять свою работу, как велит нам Истинная Вера.

Бетель не стала возражать: продолжение разговора казалось бессмысленным. Она вздохнула и вдруг с щемящим чувством в груди осознала неприятную мысль, которая раньше не приходила ей на ум: а что, если когда-нибудь она будет рассуждать точно так же, как ее мама?

Глава 5

Вечером Бетель и ее мама вернулись в свой дом. Приземистый и покосившийся со временем, с прохудившейся черепичной крышей, он притулился на самом краю деревни: задняя дверь дома выходила на небольшой луг, граничивший с густыми лесными зарослями.

Мама шаркающей походкой отправилась на кухню, чтобы приготовить ужин, а Бетель тем временем отвела Арчи на луг позади дома, служивший пастбищем для верного коня. Пока Арчи задумчиво щипал траву, Бетель полюбовалась закатным солнцем, медленно опускавшимся за кроны деревьев, а затем отправилась в дом, чтобы накормить еще одного питомца.

На окне в комнате Бетель стояла просторная клетка, в которой жил старый голубь по кличке Воркун. Бетель насыпала в кормушку немного зерна и принялась наблюдать, как сизый голубь, довольно воркуя, набросился на еду.

– Проголодался, Воркун? – Бетель улыбнулась питомцу, которой жил вместе с ней столько, сколько она себя помнила: мама рассказывала, что этого голубя подарил ей отец Бетель незадолго до того, как погиб.

Бетель вздохнула, расстроенная внезапно возникшими мыслями об отце. Если бы он был рядом, то наверняка смог бы помочь Бетель понять и разобраться в том, что происходит с мамой: с каждым днем ее состояние и самочувствие явно ухудшались.

Бетель с тоской оглядела унылую обстановку своей маленькой комнаты: железная кровать с прохудившимся матрасом, стул, стол и сколоченный из досок шкаф – вот и все, что там находилось. А потом она вдруг почувствовала запах горелого мяса, просочившийся в комнату.

На кухне, куда бросилась Бетель, возле плиты стояла мама. Когда Бетель подошла к ней ближе, она увидела, что мама с отрешенным, будто бы загипнотизированным видом, держит рукой раскаленную рукоятку сковородки, на которой дымилось сгоревшее мясо, источая удушливый запах гари.

– Мама, что ты делаешь?! – испуганно воскликнула Бетель. – Очнись!

Она быстро надела кухонную рукавицу и, выхватив из руки мамы сковородку, поставила ее на стол. Резкие действия Бетель вернули маму из забытья: удивленно моргая, она смотрела на дочь и, казалось, совершенно не обращала внимания на обожженную руку.

Бетель достала из шкафа баночку с мазью и бинты. Усадив за стол маму, все еще находившуюся в заторможенном состоянии, Бетель принялась обрабатывать ожог на ее ладони.

– Неужели ты не видела, что мясо сгорело? – Бетель в отчаянии хотелось плакать от осознания того, что с ее мамой происходит что-то непонятное и страшное, но она старалась сдержать слезы и панические нотки в голосе. – Неужели не почувствовала запах гари?!

Мама не отвечала, с отрешенным видом наблюдая за тем, как дочь наносит мазь на ожог, а затем бинтует ее руку. Бетель заметила, каким странным был взгляд мамы: казалось, она смотрит перед собой, но ничего не видит – настолько стеклянными выглядели ее глаза.

– Бетельгейзе, по правде говоря, в последнее время мое зрение почему-то ухудшилось, – с виноватой улыбкой призналась мама. Немного помолчав, она тихо добавила: – И не только зрение.

– Ты не чувствуешь запахи, – догадалась Бетель, а затем, положив ладонь на здоровую руку матери, взглянула на ее лицо, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию на прикосновение, но не увидела ничего: мамино лицо оставалось все таким же непроницаемым, а ее взгляд, казалось, устремился внутрь черепной коробки. – Ты не чувствуешь моего прикосновения.

Мама вновь виновато улыбнулась и, взглянув на дочь невидящим взглядом, опустила голову, давая понять, что все предположения Бетель оказались верны.

– Зрение, обоняние, осязание постепенно начали угасать. Правда, иногда они возвращались вновь, но уже не настолько сильные, как раньше. Похоже, сегодня после проповеди в Церкви они совсем ухудшились, – сказала мама, и Бетель увидела, как задрожал ее подбородок. – Бетельгейзе, я практически ничего не вижу и совсем не чувствую ни запахов, ни прикосновений.

Будто подтверждая свои слова, мама втянула носом воздух, все еще наполненный отвратительным запахом гари, и развела руками, покачав головой. Затем она надавила здоровой рукой на перебинтованную ладонь с ожогом, но ее лицо даже не искривилось от боли.

– Остался только слух, но и он постепенно угасает. Боюсь, что уже через пару дней я не смогу тебя слышать, Бетель.

Внутри у Бетель все похолодело, когда она окончательно поняла, что означали слова ее мамы: она превращалась в оцепеневшую. Загадочный недуг обычно начинался с потери