Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

— Паучиха, — сказал Боте-тали, — подари мне этот совершенный щит!

— Боте-тали, — сказала Паучиха, — вот тебе щит.

Майк Резник

СЕМЬ ВИДОВ

УЩЕЛЬЯ ОЛДУВАЙ

Мы продолжаем выполнять свои обещания читателям, и в этом номере нашего журнала — очередной лауреат премии «Небьюла» из числа постоянных авторов «Fantasy & Science Fiction», уже знакомый вам по публикациям в прошлых выпусках. «Несколько лет назад при встрече Майк Резник рассказал мне, что планирует написать рассказ специально для,F&SF». «Научная фантастика, — сказал он, — тебе должно понравиться. Когда же рассказ лег на мой стол, я поняла, что Майк прав лишь в двух пунктах из трех. Научная фантастика, прекрасно подходит для «F&SF», но мне рассказ не просто понравился — он заворожил меня». Такими словами главный редактор нашего американского прототипа Кристин Раш предварила осенью 1994 года журнальную публикацию помести «Семь видов ущелья Олдувай». Рассказ понравился не только ей, но и читателям, и жюри престижнейшей премии «Небьюла». Майк Резник верен африканской теме.

Этой ночью существа пришли вновь.

Луна только что исчезла за облаками, когда мы уловили первые шорохи в траве. Затем наступило мгновение полной тишины, как будто они знали, что мы поджидаем их и, наконец, разнеслись знакомые крики и шум, словно они, окружив нас, остановились в пятидесяти метрах, застыв в злобных позах и визжа.

Они привлекали меня тем, что никогда не появлялись при дневном свете, но тем не менее явно не походили ни на одно типичное ночное животное. Глаза не больше обычного, уши не слишком подвижны, поступь тяжелая. Большинство членов отряда боялись этих существ, но, поскольку меня они заинтересовали, все же стоило отловить для изучения хоть, одного из них.

Правду сказать, я думаю, что моя способность к Поглощению пугает моих спутников больше, чем существа сами по себе, хотя на то нет никаких причин. Несмотря на то, что я относительно молод по меркам моей расы, я тем не менее на много тысячелетий старше, чем любой другой участник отряда. И они должны бы понимать, что никто в моем возрасте не рискует жизнью понапрасну.

Тем не менее это мое свойство беспокоит моих спутников, более того, озадачивает не меньше, чем моя память. Точно так же, как их память кажется мне неэффективной. Представьте только, что нужно выучить все за одну жизнь, что ты рождаешься абсолютно невежественным! Насколько лучше отделиться от родителя вместе с его знаниями, внедренными в твой мозг, так, как пришли они к моему родителю и, в конце концов, ко мне.

Но для того мы здесь и находимся: не искать сходство, а изучать отличия. И никогда не было расы столь отличной от других, как Человек. Он вымер всего через семнадцать тысячелетий после того, как смело шагнул в Галактику, отсюда, с планеты, где родился, — но за этот короткий период он вписал в галактическую историю главу, которая останется навечно. Он предъявил права на звезды, колонизировал миллионы миров, железной волей управляя своей империей. Он не жалел себя в пору расцвета своей мощи и не просил пощады во времена краха и падения. Даже сейчас, почти сорок восемь столетий спустя после гибели Человека, достижения и неудачи его все еще поражают воображение.

Вот почему мы на Земле, на том самом месте, где, как полагают, Человек появился на свет, в горном ущелье, где он впервые перешагнул эволюционный барьер, впервые увидел звезды и поклялся, что когда-нибудь они будут принадлежать ему.

Наш лидер — Беллидор, Старейшина народа Крагана, оранжевокожий, покрытый золотой шерстью, мудрый и осторожный. Беллидор отлично осведомлен об особенностях поведения различных разумных существ и разрешает наши споры еще до того, как мы даже успеваем понять, что спорим.

Кроме него в отряд входят Близнецы Звездной Пыли, блестящие серебристые существа, которые откликаются оба на одно и то же имя и додумывают мысли друг друга. Даже они, проработавшие в семнадцати археологических экспедициях, были удивлены, когда Беллидор выбрал их для этой самой престижной из всех миссий. Близнецы ведут себя как супруги, несмотря на то, что никаких видимых сексуальных различий между ними нет — но, подобно всем остальным, они избегают физического контакта со мной, поэтому я не могу удовлетворить свое любопытство.

Еще один наш спутник — Морито, который ест землю, словно это деликатес, ни с кем не разговаривает и спит вниз головой, вися на ветке ближайшего дерева. По каким-то причинам, существа никогда не беспокоят его. Может быть, потому что думают, что он мертв, а, возможно, они знают, что он спит и что только лучи солнца способны разбудить его. Как бы там ни было, без Морито мы бы пропали, потому что только его чувствительные усики, растущие изо рта, могут извлекать из земли древние артефакты, которые мы изучаем с надлежащей тщательностью.

В отряде еще четыре представителя других рас: Историк, Экзобиолог, Культуролог и Мистик. (По крайней мере, я допускаю, что она — Мистик, потому как не могу понять, на что она еще способна, но это может быть связано с моей собственной ограниченностью. В конце концов, ведь и то, что делаю я, кажется моим спутникам волшебством, тогда как на самом деле это точная прикладная наука.)

И, наконец, я. У меня нет имени, мой народ не использует их, но для удобства отряда на время экспедиции я взял имя Тот, Кто Наблюдает. Здесь двойная путаница: я — не он, у моей расы нет пола; я — не наблюдатель, я — Чувствователь Четвертого Уровня. Еще в самом начале путешествия я интуитивно понял, что под словом «чувствовать» мои спутники понимают нечто совершенно иное, нежели я, и из уважения к ним, я выбрал менее точное имя.

Каждый день застает нас за работой, мы изучаем различные напластования. Эта область когда-то явно кишела живыми существами, здесь произошел настоящий взрыв различных жизненных форм, но теперь от них мало что осталось. Всего лишь несколько видов насекомых и птиц, несколько мелких грызунов и, конечно, те существа, которые каждую ночь навещают лагерь.

Наша коллекция медленно растет. Увлекательно наблюдать, как мои спутники выполняют свои задачи, поскольку очень часто их методы не менее загадочны для меня, чем мои для них. Например, Экзобиологу достаточно только плавно пошевелить щупальцем над объектом, чтобы сообщить нам, останки ли это живого существа или нет; Историк, окруженный сложным оборудованием, может датировать любые, в том числе и углеродные живые останки с точностью до десятилетия, вне зависимости от степени сохранности; и даже Морито достоин восхищения, когда осторожно извлекает артефакты из напластований, где они так долго покоились.

Я очень рад, что меня избрали для участия в этой экспедиции.

Мы здесь уже два лунных цикла, но работа продвигается медленно. Нижний слой был сплошь раскопан несколько геологических эпох назад (я настолько увлекся изучением Человека, что чуть не использовал слово «разграблен» вместо «раскопан», до того я раздосадован тем, что мы находим меньше артефактов, чем мне хотелось бы), а в более свежих напластованиях по причинам еще неизвестным практически ничего не сохранилось.

Большинство из нас довольны результатами, и Беллидор находится в чрезвычайно приподнятом состоянии духа. Он говорит, что нашей экспедиции выпала огромная удача найти пять практически нетронутых артефактов.

Все, кроме меня, неутомимо работали с самого начала. А сейчас пришло время и мне проявить свои способности, и я очень взволнован» Я понимаю, что ничего особенно важного по сравнению с остальными мне не узнать, но, возможно, когда мы сопоставим все наши данные, мы сможем, наконец, хоть немного понять, что же все-таки сделало Человека тем, чем он был.

— Ты… — спросил первый Близнец.

— …готов? — окончил второй.

Я ответил, что готов, что ждал этой минуты с нетерпением.

— Нам можно…

— …посмотреть? — спросили они.

— Если вам это не противно, — ответил я.

— Мы…

— …ученые, — сказали они. — Существует очень…

— …мало такого…

— …что мы не можем воспринимать…

— …беспристрастно.

Я переместился к столу, на котором лежал артефакт. Это был камень, по крайней мере, так представлялось моим наружным органам чувств. Треугольный, с обработанными краями.

— Сколько ему? — поинтересовался я.

— Три миллиона…

— …пятьсот шестьдесят одна тысяча…

— …восемьсот двенадцать лет, — ответили Близнецы.

— Понял, — сказал я.

— Это одна из самых…