Формула власти. Первое условие - Анастасия Поклад
— Нет. Меня могут узнать, и тогда поймут, что ты тоже из четырнадцатого корпуса. Я довольно часто бывал в Принамкском крае, притом на обеих его частях. И никогда не назывался послом.
— Тогда прощайте, — весело сказала Даша.
— Лучше: до свидания. И возвращайся невредимой. Попутного ветра!
— И вам, Липка!
Она шла к карете, смелое алое облачко, словно сошедшее с закатного неба. Костэн до последнего провожал ее глазами. А потом встал на доску и полетел прочь, так высоко и быстро, как мог. Потому что у пятого корпуса, как и тысячу раз прежде, ждала своего агента Ринтанэ Овь.
* * *
В поздний вечерний час земля была похожа на мятую бумагу, на которую хорошенько пролили чернил. Пушистые кляксы лесков и куцых рощиц, непроглядные пятна у подножий холмов, еще разбеленные закатным маревом верхушки. Россыпью голубоватых стеклышек блестели реки и озерца. А наверху, в небесной благодати, еще было светло. Низко висела тусклая синяя дымка, вязкая и текучая на вид. Чуть выше пушинками летали кучерявые оранжевые облака. На высоте стоял лютый холод, но сильфы куда устойчивее к морозам и ветру, особенно если озаботились надеть теплые куртки на «змейке».
Золотисто-оранжевый свет угасал, прятался вслед за солнцем под линию горизонта. И вместе с давящей фиолетовой тьмой приходило затаившееся до поры беспокойство.
— Почему ты такой мрачный? — весело спросила Риша.
Она блаженствовала, притом чем выше поднимались доски, тем шире становилась ее простодушная улыбка.
— Не обращай внимания, — махнул рукой Костэн. — Просто выдался тяжелый день.
— О, смотри, какое плотное облако! — Риша указала вправо, на величавую золотистую громаду, уходящую дном в синеватый кисель дымки. — Летим к нему, уже не помню, когда в последний раз нормально гуляла.
Когда доски зависли над облаком, Ринтанэ скинула высокие остроносые ботинки на шнуровке, подвернула штаны и, примерившись, беззвучно спрыгнула на плотный сияющий туман. Она не провалилась вниз, а начала лишь немного увязать в облаке, но тут же побежала вперед, как по рыхлому снегу или мелкому морскому песку, только более плавно, подпрыгивая вдвое выше обычного. Костэн завороженно смотрел на ровные и загорелые Ришины ступни, такие красивые и ловкие. В Рише вообще не было присущей сильфидам угловатости вроде излишне длинных костлявых пальцев с крупными суставами. Ее телосложение отличалось гармоничностью. И Косте это нравилось. Но во время таких прогулок по облакам у него невольно замирало сердце.
— Осторожнее, Риша! Смотри под ноги.
— Да не волнуйся, не провалюсь, — она закружилась на месте, погружаясь в облако почти по колено. — Я чувствую все эти дырки, а здесь их вообще нет — видел же, как плотно. Ты и сам можешь попробовать.
— Я ведь говорил тебе: если попробую гулять по облакам, это будет последнее, что я сделаю в жизни.
— Может, тебе просто попадались слишком тонкие?
— Потолще этого. Я гуляю, как свинцовая гиря.
— А если за ручку? — глаза у Риши были шальные. Ей явно хотелось плясать и дурачиться.
— Утяну обоих.
— А держась за доску? Костя, я ни за что не поверю, будто жалкая капелька человеческой крови в тебе сильнее сильфийской. Не трусь и разувайся!
— Я не трушу, а проявляю благоразумную осторожность, — он все-таки сел на доску и нехотя потянулся к шнуркам.
— Трусишь-трусишь! — хохотала Риша, перебирая в облаке своими безупречными ногами. — Я тоже знаю этот странный язык политиков, где даже воробья обзовут компактной копией орла-великана. И не надо строить глазки, это вообще женская обязанность!
— Я же не виноват, что Небеса даровали мне такой чудесный взгляд, — кривляясь, как заправская модница, сказал Костя.
— А еще пуд скромности сверх того!
— Да, я скромен. И, конечно же, кричу об этом на каждом шагу. Осторожней, прямо за твоей спиной может открыться дырка!
— Да вижу я, вижу.
— Намекаешь, что тебе Небеса пожаловали глаза на затылке?
— Костя, ты неисправим. И почему до сих пор не разулся?
— Я уже, — ботинки остались в креплениях, а их владелец, крепко держась за доску, осторожно спустил ногу в облако. — А что ты чувствуешь, когда гуляешь?
— Почти ничего. Оно холодное, влажное, немного пружинит и щекочется.
— Хорошенькое «ничего»! Я ощущаю лишь пустоту.
— А ты спустись пониже и ступи обеими ногами.
— Все равно. Это еще безнадежнее, чем воздушная магия.
Костэн ловко забрался на доску и натянул ботинки. Риша подошла к нему, заглядывая в лицо.
— У тебя ведь был не просто тяжелый день. Какие-то неприятности?
— Нет, все в кои-то веки идет по плану. И от этого мне так муторно, хоть туманом становись.
— Может, расскажешь? — Ринтанэ забралась на свою доску, но обуваться не стала, болтая босыми пятками в воздухе. — Без секретных подробностей, просто чтобы выговориться. Должно стать легче.
— Тогда полетели на открытое небо. В облаках могут прятаться шпионы.
— А у кого-то мания преследования!
— Это профессиональная осторожность.
— Да как ни назови…
Высоко-высоко в небе начали появляться первые точечки звезд. Никто из сильфов, как ни старался, не сумел до них долететь. Тогда родилась теория, что звезд на самом деле просто не существует. Правда, веды ее вскоре опровергли, заявив, что небесные светила слишком далеки от земли, даже на доске не достать. Этот вывод сильфам не понравился, и поэтому большинство жителей Холмов продолжало верить, а точнее не верить в звезды. Костэн Лэй, надо сказать, к большинству не принадлежал. Агент своими глазами видел подлинники вычислений и здоровенную трубу с увеличительными стеклами, через которую открывалось такое, чего даже в самых нелепых фантазиях не вообразишь.
Две доски теперь висели в неподвижной синеве, над чернотой и редкими огоньками, как будто оказавшиеся меж двух усыпанных звездами небес.
— Сегодня я впервые пожертвовал подчиненным ради проверки сведений, Риша.
— Он… развеялся?
— Еще нет. Надеюсь. Но почти наверняка я больше его не увижу.
— Может, обойдется?
— Предчувствие редко обманывает меня. Какая же я сволочь! Загубил чужую жизнь. Сколько раз видел, как подобное проворачивает начальство, иногда сам оказывался в роли жертвы, считал такое в порядке вещей, особенностью работы. Но никогда не думал, как тяжело самому принять это решение…
Хотелось выть от безысходности и стыда. Риша говорила что-то утешительное, обнимала, гладила по волосам, целовала почему-то в висок и подбородок. Доски не покачивались, лишь слегка крутились на одном месте в сторону дуновений ветра.
— Давай, мы все-таки поженимся. Я возьму твою фамилию, буду ждать с работы, смахивать пыль с твоих картин и молиться Небесам за твою рисковую голову.
— Не надо. А если ты из-за меня попадешь в беду? Сколько уже раз в истории враги Холмов шантажировали агентов их
