Понятие о сокровище - Ирина Игоревна Голунцова
Ровная асфальтированная дорога сменилась проселочной. Довольно быстро, надо отметить — машину начало потряхивать.
Боялся поднимать шум? Обращать на себя внимание соседей? Сэм говорил, что Марио занимался легальным бизнесом, пусть и имел связи с криминальным миром. Репутация. Понятно. Ничто не должно указывать на него. Да и мы идиоты, поверили на слово, точнее, просто поверили, что все обойдется. Сэму, может, обойдется, если будет помалкивать. Но это же Сэм, каким бы лисом ни был, не станет стоять в стороне.
Только где он теперь находился? Машина останавливалась пару раз, в один из которых произошла возня, Сэм возмущался, но его выволокли на улицу. Практически сразу водитель ударил по газам. И теперь я одна, совсем одна.
Как никогда раньше желание заснуть вечным сном имело смысл, потому что я и думать боялась, какие мучения для меня приготовили браться Гонсалес. Рэйф не волшебник, за час он не успеет прийти на помощь. Об участи Сэма оставалось только догадываться.
К сожалению, судьба не облегчила мне жизнь, сбросив на машину метеорит или молнию. Меня ожидало не быстрое избавление, а мрачный пустующий хлев с крюком посередине, на который меня подвесили за руки. Сопротивляться оказалось бесполезно, все равно что хрупкая птица металась в силках. Я чуть доставала носками до земли, но это не помогало справиться с болью.
Здесь было холодно, пахло плесенью и сеном. Пальцы задолго начали зябнуть, еще в багажнике, а сейчас, без пальто, в тонком свитере, я уже замерзала. Руки кололо сотнями невидимых игл.
— Отпустите меня! Вы, ублюдки!
Кричать бесполезно, но что мне еще оставалось? От отчаяния я брыкалась, раскачивалась и руки болели все сильнее — веревка будто прорезала кожу на запястьях. Ругань на английском и французском ничего не принесла, двое молчаливых наблюдателей просто стояли и ухмылялись, пока я не принялась проклинать их матерей на итальянском. Во мне кипел гнев, тут же на него выливалась паника, поднимая облака невидимого дыма. Но заткнулась я лишь когда один из мужчин не выдержал и ударил меня по лицу.
Если подумать, меня никогда не били по лицу, да еще с такой силой. Словно половину головы снесли. Сначала ничего не чувствуешь, а затем набегает парализующая боль, и ты молишься, чтобы все зубы уцелели.
Не знаю, сколько я болталась мертвым грузом. Руки, во всяком случае, перестали болеть — я их уже не чувствовала. Холод забирался холодными пальцами под джемпер, впивался под кожу. Странно, что сердце работало, как мотор заведенной машинки — глядишь, вот-вот выпрыгнет.
По тонким стенам амбара пробежал свет фар, заглядывая меж узких щелей. Хоть какое-то действо, ура. Мотор не заглушили, видимо, прибывший гость рассчитывал завершить дела по-быстрому, так что вполне ожидаемо было увидеть Марио Гонсалеса, а не его младшего брата. Словно модель с обложки глянцевого журнала, в элегантном сером пальто и начищенных туфлях, которые явно не предназначены для такой грязи.
— Ты обманул нас… — не скрывая обиды, зашипела я.
— Я не обманывал. Я обещал поговорить с братом, что и сделал. Меня искренне не интересуют обиды прошлого, но Лоренцо все еще импульсивен, и уже привлек ненужное внимание.
— И ты… что ты?..
— Я отдам тебя Лоренцо, и пусть отведет душу. Что касается компромата на моего отца, то мне все равно, слухи и так ходили вокруг моей семьи довольно долго. Этими… снимками ты мне или моему брату не причинишь вреда.
— Ах ты подонок… — меня трясло, не то от гнева, не то от холода. — И ты… зачем весь этот спектакль?..
— Я же говорил — мне надо было поговорить с братом. Да и не поднимать же на уши всю округу, чтобы соседи вызвали полицию? Я с властями в хороших отношениях, в отличие от тебя, воровка. Ты уже давно бегала от судьбы, так что…
— Тебе это с рук не сойдет… — из последних сил зашипела я на мужчину. — Поверь мне.
— Никто не знает, где ты, Бонавиль. Даже твой друг Сэмюэль. О нем можешь не беспокоиться. О нем уже можно вообще не беспокоиться.
Как бы я ни пыталась сдержаться, тело отреагировало без моего разрешения, выдавив из глаз крупные слезы. Но мыслями я убежала далеко-далеко, пытаясь понять смысл услышанных слов. Что значит «никто не знает»? А затем перед глазами предстало лицо хозяина ресторанчика — злое, искаженное гневом и ужасом. Он допустил ошибку, за которую пришлось бы серьезно расплатиться перед Марио. Поэтому он не сказал? Испугался. И кто проверит? Это ведь стационарный телефон, а людей Гонсалеса и не было поблизости…
Неужели есть шанс?
— Мой брат уже на пути сюда, у тебя есть несколько часов, чтобы подумать о своих действиях. Алмаз пусть пока полежит у тебя, пусть Лоренцо оставит его для себя в качестве трофея. — Он обратился к своим людям: — А вы смотрите, чтобы она не померла раньше времени. Рад был познакомиться, Джулия. Серьезно. Ничего личного.
Ничего личного? Ты меня на крюк подвесил, сукин ты сын!
Но сколько ни плач, сколько ни трепыхайся, как насаженная на крючок рыбка, один черт никуда не деться. Никогда еще не чувствовала себя настолько бессильной, это злило и пугало. Словно черная бездна засасывала тебя глубже и глубже, не оставляя и крохотной капли надежды. И на что надеяться? Только на чудесное освобождение или мучительную смерть, других вариантов я не видела.
Время тянулось также медленно и болезненно, как мышцы рук. Конечности онемели. Я размеренно покачивалась из стороны в сторону, словно маятник, слушала скрип цепи, разговор мужчин, которых оставил Марио. Их всего двое, но я одна. Наверное, стоит возрадоваться хотя бы тому, что псы не трогали меня, а дожидались волка. Сколько еще так ждать? Сколько?..
На меня навалилось какое-то апатичное смирение. Все возможности я ловко слила в унитаз. Маленькая трусиха, которая боится окружающего мира, которая боится быть счастливой. Ведь счастье не для тебя, оно нереально. Если тебе хорошо — это обман, а реальность — вот она, пропитанная холодом ранней зимы и запахом хлева.
Шум на улице отвлек мужчин — приближалась машина. Нет, я еще не до конца ослабла и потеряла самообладание — последние крохи высыпались из меня буквально только что. Из груди вырвался сдавленный выдох. Как быстро пролетело время, неужели прошло несколько часов? Боже…
Оба мужчины, не видя
