Гремучий коктейль 4 - Харитон Байконурович Мамбурин
— Наше правительство удовлетворено заключенными договорами. Мы уходим.
— Китай снимает свою команду.
— Италия уходит! Чао!
Молча мы смотрели, как представители команд один за другим объявляют о снятии своих претендентов на победу. Кого-то теперь больше волновал набирающий с войной Великих Домов экономический кризис (особенно Италию), кто-то здраво расценил свои силы перед финальным туром, на который было со скрежетом выбито общее согласие, кто-то потерял смысл участвовать во всем этом мероприятии. Почему?
Потому что в ходе переговоров, на которые были потрачены еще пять дней, полные нервов и торгов, странами-участниками при молчаливом согласии почти лишенного права голоса Гарамона была достигнута договоренность о статусе «автономной зоны Польша». Полная демилитаризованность, строительство индустриальных и социальных объектов только с согласия стран-соседей, этническое население под управлением гарамонцев… Лакомый кусок местности для той же Испании стал обременением, чемоданом без ручки.
Выхолощенная Польша с населением, работающим батарейками для гоблинов, тем не менее, оставалось зоной ответственности страны-победительницы, что отпугнуло даже англикан. Конечно, основной причиной было вовсе не это, а куча ревнителей вокруг портала Гарамона с их чешущимися гримуарами, из-за чего представители и их команды (включая и нас) обильно потели все эти дни, но в данном случае диктат Руси и её влияние на любой возможный исход был неоспорим. И невыгоден. Страны снимали свои кандидатуры. Скрипя зубами или с облегченными выдохами, но снимали.
Кроме одной.
Германия, бодающаяся с Франкией, исторически посматривала в сторону Польши, как на дополнительные территории, но в виду их архисомнительной полезности в любой из перспектив, любая попытка на захват страны обернулась бы слишком большими проблемами. Однако теперь…
— Для нас будет честью соревноваться с вами, русская команда, — коротко, но уважительно кивнул нам рослый рыжеватый с проседью немец, командир, — Выражаем искреннюю надежду на то, что вы дадите честный бой.
— Взаимно, герр Зальц, — неожиданно дружелюбно кивнул Парадин, — Обойдемся без встреч на поле боя!
Правда, тут же зло и низко прошипел, как только немцы направились к себе:
— Следите за этими упырями во все глаза! Особенно за тем, бритым! Он считается лучшим стрелком Европы! А все вместе они одни из лучших агентов у немцев!
— Сраный фарс! — выдал наш маленький миленький Азов, сжимая кулаки, — Вашу матрешку!
Внешняя сторона вопроса? Финальный тур, который решили выморочить из того полуфинала, который не доиграли мы. Изменить, превратить вычищенный от обломков и углей колизей в одну большую арену. На неё выпустят всех оставшихся зверей сразу. И тех, что остались от «одиночных схваток» и тех гигантов, которые были предназначены для групповых. А затем на арену должны были выйти все оставшиеся команды… если бы только что не объявили о своем сливе, оставляя нас против немцев. Или нас с немцами против стада опаснейших зверей Гарамона. Кто выжил — молодец, те, кто набил больше животин — победители. Тур заканчивается тогда, когда заканчиваются звери.
Спросите, почему так взбешен Азов-младший? Так мы, благодаря его отцу, знаем, что Русь и Германия уже обо всём договорились. Кто бы не победил — он получит как желаемое, так и поддержку соседа. Мы рискуем жизнью…
— Ради показухи! — с отвращением сплюнул молодой аристократ, едва ли не скрежеща зубами. Он был дико взбешен и унижен.
Да, сейчас начнется мясо, но оно начнется просто ради… внешнего приличия. Политический реверанс зрителям. Завершающий акт пьесы, в которой почти все участвующие оказались дураками, погнавшимися за концом радуги. Да ладно, можно не мелочиться. Мы все себя сейчас чувствуем идиотами, причем мы с Костей еще, к тому же, и оплеванными.
Но идти на бой все равно придётся.
Пусть меня посчитают слабаком и лицемером, но, находясь в двух шагах от императорской опалы и избавившись от внимания Великих Домов, судорожно рвущих сейчас друг другу глотки, я готов не устраивать бессмысленную суету. Тем более, зная, что виной всему моя книга, которую я пробудил собственными руками.
Стоять перед деревянными воротами, из-за которых разносились визг, рёв и прочие звуки, было несколько нервно.
— Так, повторяюсь, — голос Матвея был сух и деловит, — Я принимаю на себя тварей, Азов меня подкачивает маной и замораживает тех рептилий, которые покажутся ему опасными. Зальцев страхует тыл. Пиата страхует Дайхарда, тот…
— Делает то, что умеет, — отрезал я, — Все помнят, чем с нами поделилась Пиата?
— Князь, — раздался нервный голос Владимира, — Ваш даймон точно умеет управляться с палашом…?
— Да, — передёрнул я плечами, за которыми висел палаш молодого гвардейца, — Получше чем вы с одолженными у него револьверами! Ворота открываются, готовьтесь!
Наша пятерка, в которой из приличных пользователей гримуаров только один я против пятерки опытных германских аристократов. Не ревнителей, а именно обычных, отлично тренированных, свободных исполнителей кайзера. Проигрышная позиция… за исключением того, что мы знаем о многих зверюгах, бесящихся сейчас внутри колизея, а немцы — нет.
Ах да, и я. Ваш не покорный и не слуга, но тем не менее.
Отшвырнув Щитом в бок бешено работающую лапами длинную собаку, пробурившуюся под едва начавшими подниматься воротами, я тут же выпустил ей в бок пулю. Псина и так была не жилец, кто-то откусил ей одну из задних лап, но как «фраг» сойдет.
Еще одна пуля, теперь уже в огромное рыло, сунувшееся под щель. Негодующий скрип, рыло исчезает. Гоблины, открывающие ворота, упятеряют усилия, явно боясь, что какая-нибудь зверюга сейчас их поломает.
— Давай, Дайхард, аккуратно, — напряженно произносит позади меня Матвей, — Без геройства, как договаривались…
Знание — сила. Конечно, пять дней назад обычные служилые гоблины в таверне, угощающие того чудика, что сумел не только обсопливить, но и обблевать Пиату, ничего не знали о том, каким будет финальный тур. Но нам хватило и того, что они с удовольствием, азартом и страхом обсуждали наловленных монстров, одновременно с этим прикидывая сами, что их начальство сможет предложить на турнире. И выходило, что кроме прямого противостояния «команда на команду» могло быть только побоище с этими самыми зверюгами.
Пора.
Чувствуя на загривке легкое тельце Пиаты, пригнувшись, начинаю движение, проходя на очищенную территорию колизея. Территория с полтора футбольных поля ровная и гладкая, если не считать бегающих и ползающих зверюг, часть из которых пребывает в ярости, нападая на всё, что видят. Впрочем, меня интересуют только те, кого интересую я, а таких не находится, позволяя мне за десяток шагов достичь заранее согласованного с командой места — простого
