Заноза для хирурга - Анна Варшевская
— Аннушка, с тобой всё в порядке? Как ты себя чувствуешь? — меня ласково обнимают, и я, не веря тому, что слышу, открываю глаза и впиваюсь взглядом в Никиту.
— Милая, ты побледнела, тебе бы посидеть, — он встревоженно касается моего лба губами, перехватывает запястье, нащупывая пульс, усаживает, садится рядом.
— Давай давление померим?
И тут я разражаюсь самыми натуральными рыданиями. Закрываю ладонями лицо и не могу остановиться, хотя смутно понимаю, что мужчина соскользнул с дивана и стоит передо мной на коленях, говорит что-то, пытаясь меня успокоить, поглаживает по плечам, по рукам. Наконец, видимо, поняв, что его попытки не работают, обнимает и замолкает, давая мне выплакаться.
Спустя несколько минут я всё-таки прихожу в себя. Всхлипнув в последний раз и глубоко вздохнув, отодвигаюсь от Никиты.
— У тебя весь халат мокрый теперь, — говорю сипло.
— Это последнее, что меня сейчас волнует, — у него подрагивает голос.
— Мне надо умыться, — опускаю глаза, я сейчас как пугало.
— Иди сюда, — помогает встать, отводит к раковине в углу кабинета.
Плещу в лицо ледяной водой, мне протягивают салфетки. Прижимаю их к воспалённым глазам.
— Не три, сейчас всё пройдёт, — Никита опять отводит меня к дивану, только теперь присаживается напротив на корточки, берёт меня за руки.
— Почему ты так плакала? — спрашивает, передёрнув плечами. — Знаешь, я и так-то женских слёз побаивался, а теперь у меня точно фобия разовьётся! Неужели ты решила, что я поверил этому вранью?
— Сначала я испугалась, что ты поверишь, — начинаю и запинаюсь.
— А потом?
— А потом я расстроилась! — снова всхлипываю. — Она же… украла у меня эту возможность!
— Какую возможность, солнышко? — он хмурится.
— Я собиралась сама тебе рассказать! Хотела увидеть твою реакцию, — кривлюсь, сдерживая подступившие вновь слёзы.
Глава 29
Никита смотрит на меня, открыв рот, теряет равновесие и неловко оседает на пол прямо у моих ног.
— Так ты что… в самом деле беременна?!
Гляжу на него, и тут до меня доходит. Губы разъезжаются в улыбке. Ну что ж, его реакцию я всё-таки увидела.
— А ты решил, что это всё неправда? Нет, — качаю головой, — она соврала только про срок. На самом деле у меня примерно восьмая неделя беременности.
— Восьмая неделя?! И ты молчала?!
— Я сама узнала только вчера, — говорю возмущённо, но всё недовольство тут же тает, когда мужчина опять встаёт на колени и тянется ко мне.
— Аннушка, — шепчет, прижимая меня к себе, — ты не представляешь, как я тебя люблю! Я уничтожу Марго за эту ложь! — голос ожесточается.
— Оставь её, — отстраняюсь, смотрю ему в глаза. — Она сама для себя худшее наказание.
— Откуда ты только такая взялась? — он берёт моё лицо в ладони, нежно прикасается к губам.
— Ты не будешь ей мстить? — я и правда не хочу, чтобы он ввязывался в это. В такой борьбе неизвестно, кто победитель, а кто проигравший.
— Я буду объективен, — Никита смотрит на меня серьёзно, — и не собираюсь её подставлять. Но если в работе обнаружатся серьёзные недочёты, она получит по заслугам.
— Хорошо, — киваю. Защищать эту стерву я не намерена.
Мужчина спускается к моей талии, поглаживает. Потом натягивает на мне рубашку и хмурится.
— А почему живота нет?
— Господи, — смеюсь, не сдержавшись, — ты как не врач, честное слово.
— Тебе надо поесть! — он подрывается с колен. — Хочешь чего-нибудь… непривычного?
Закатываю глаза. Похоже, меня ждёт гиперопека. А вообще, ну и ладно! Улыбаюсь про себя. Пусть заботится.
Спустя две недели выписывают Соболевского, и мы отвозим его домой. Никита все последние дни ездит и смотрит коттеджи в приемлемых с точки зрения «добираться до работы» местах. Заявил, что, во-первых, мне, а потом и ребёнку, нужен свежий воздух, а во-вторых, в большом доме и Герману всегда найдётся место. Всё время жить с нами он наверняка не захочет, но первое время после инфаркта и операции было бы неплохо ему помочь.
Никита пообещал, что как только найдёт хотя бы три подходящих варианта — свозит меня, всё покажет, и я выберу. Возражать мне не хочется.
Тем более, что я занимаюсь кое-чем другим, при активной помощи Германа. Но прежде чем нам удаётся решить этот вопрос, получаю звонок от Богатырёва.
— Он предлагает встретиться, — говорю Никите, которому сразу рассказала про разговор. — Есть какая-то информация насчёт Веры и не только.
— Мы можем поехать, — Никита хмурится, — когда?
— Поеду только я, — знаю, он будет недоволен, но не хочу опять сталкивать их с майором. — Сейчас как раз обед, вот и съезжу.
— Почему это? А я?
— А ты будешь и дальше тренировать доверие.
История с Маргаритой показала, что с доверием у нас всё наладилось, поэтому я не особенно переживаю на этот счёт. Да и хочу поговорить с Полканом спокойно, без мыслей, что Никита смотрит на нас и нервничает.
— Не понял, что я буду делать? — Никита явно не слышит моих слов, тянется ко мне, но я отхожу на пару шагов. — Аннушка, давай я с тобой поеду, а?
— Нет, — качаю головой.
— Посижу где-нибудь поблизости? Ты меня даже не увидишь! Подожду в машине?
— Никит, — подхожу обратно, обнимаю его, — ты же мне веришь?
— Верю, но…
— Тогда не о чем тут больше говорить. Тренируйся верить без «но». Я вернусь через час, — целую его. — И потом, мы не можем оба одновременно уйти с работы.
— Без анестезии по живому режешь, — стонет. — Ладно. Давай только без частых тренировок, хорошо?
— Я постараюсь, — улыбаюсь ему.
С Полканом мы договариваемся встретиться в кофейне недалеко от больницы. Холодно, поливает дождь, поэтому лучше уж посидеть где-то в тепле, заодно и перекусить.
— Ань, я обещал держать тебя в курсе, — мужчина вертит в руках чашку с чаем. — Да и вообще, тебе… вам обоим надо понимать, что произошло.
Выяснилось, что за всей историей изначально стояла Маргарита. То ли у неё был какой-то пунктик на Никите, то ли не могла смириться с тем, что он предпочёл не её, но, как собака на сене, решила, что и со мной он остаться не должен.
Вера, которая, как оказалось, была дальней родственницей Марго, с самого начала действовала по её указке, ну и сама была не против закрутить с заведующим. А уж эта их многоходовка с фейковым нападением…
— Слушай, я поверить не могу, как они это организовали? — кручу головой в изумлении. — То есть она увидела, как ты спрашивал обо мне, умудрилась подсуетиться,