Свадьбы не будет, Светлый! - Анна Солейн
Горстку пыли?
Лайтвуд положил ладонь на крышку, замок щелкнул.
— Я подумал, что подарок для сегодняшнего дня должен быть особенным. — Он открыл крышку. — Это прах Алмаза Смерти. Он твой.
Сердце пропустило удар. Как. Это... это невозможно. Как ему в голову пришло такое подарить?! Это же... уму непостижимо. Это бесценно.
По рядам пробежал шепоток, стоящие рядом родственники подались вперед, пытаясь заглянуть в шкатулку.
Прах Алмаза смерти.
Легендарного артефакта темных, который дарил своему обладателю мудрость и способности к предвидению. Тот самый, который неизбежно приводил к безумию и гибели.
Который был уничтожен во время Великой войны темных и светлых.
От которого остался только… прах.
Но это ведь… невозможно. Подарить такой артефакт — все равно, что подарить небо. Это одно из самых оберегаемых сокровищ светлых. Оружие, отложенное на черный день, если темные распоясаются.
Это… я просила его в подарок, но... не думала, что Лайтвуд воспримет это всерьез. Это ведь...
Лайтвуд улыбался, наслаждаясь шокированным выражением моего лица.
— Кхм… — откашлялся отец. — А шкатулочка-то пустая, лорд Лайтвуд.
Улыбка стекла с его лица.
— Что? — он заглянул в шкатулку, перевернул ее. — Как?!
Ну… как-как. А вот так.
— Медея? — мрачно спросил Лайтвуд, шагая вперед. — Что ты делала в моем кабинете?
По рядам гостей пробежал шепоток, Сэмми закашлялся, то ли пряча смех, то ли от удивления.
— Медея, — свел брови Лайтвуд.
— Да, дорогой?
Обычно это обращение заставляло что-то дрогнуть в его лице, но сейчас… сейчас он только сильнее сжал губы и шагнул ко мне. Остановился в одном дюйме, так близко, что я чувствовала его дыхание.
— Где прах Алмаза Смерти?
— Ну ты же все равно хотел мне его подарить, да?
— Где, — тяжело уронил он.
— Я его уничтожила, — выпалила я и попятилась.
Повисла тишина, где-то за особняком заржала Лихорадка, звук эхом разнесся над лужайкой. Вовремя это она. Владеет чувствовом момента.
— Что ты сказала? Повтори.
— Я думала, это пыль!
— Ее магия просто вышла из-под контроля! — воскликнул отец.
Хм, а я смотрю он взял это оправдание на вооружение. Вот только, кажется, не помогает. Судя по лицу Лайтвуда.
Матушка суетливо вытащила из рукава платок, горестно вздохнула и приготовилась изображать сердечный приступ или плач — по ситуации.
— Да как она посмела! — вспыхнула Ребекка. — Невоспитанная девчонка!
— Медея, — тяжело сказал Лайтвуд.
— Слушай, ну какой-то там прах…
— Ты понимаешь, какая это ценность?! Это редчайший единственный в своем роде артефакт. Это сокровище светлых, которое я готов был подарить тебе. Медея…
— Послушай…
— Когда ты пыталась меня отравить — я терпел, — рявкнул вдруг Лайтвуд. — Когда подослала ко мне монстра — я терпел. Когда посреди моего дома открылся разлом пространства и оттуда полезли темные твари — я терпел. Потому что люблю тебя. Я был готов даже принять то, что ты научила моего младшего сына устраивать взрывы, а старший от тебя до сих пор шарахается. Но это! Медея. Как ты посмела хозяйничать у меня в кабинете? Выбросить без спроса мои вещи? КАК ТЫ ПОСМЕЛА?!
Он замолчал. Губы были сжаты, лицо покраснело, на лбу быстро билась жилка.
— Милый… — прошептала я.
— Что? — бросил Лайтвуд, едва разжав зубы.
— Ты злишься…
— Я в ярости. И тебе лучше отойти.
Как будто подтверждая его слова, шкатулка, которую Лайтвуд до сих пор держал в руке, вспыхнула и осыпалась вниз пеплом.
Вслед за этим загорелась арка.
— Отойди от меня, Медея, — процедил Лайтвуд. — Лучше отойди.
Разозлившийся Лайтвуд был… прекрасен.
Я вспомнила вдруг, как увидела его впервые в кресле ректора АТаС и не смогла отвести взгляда.
Сколько усилий прилагала, чтобы его достать, чтобы он увидел, чтобы заметил, что я самая талантливая, самая опасная темная ведьма. Что я лучшая!
Как злилась, когда, что бы я ни сделала, он ничем не выделял меня среди других адептов, относился ко мне так же ровно и дружелюбно, как и ко всем остальным.
Совершенно, абсолютно не обращал на меня внимания!
Как я его за это ненавидела!
И, может, прав был Белз, когда говорил, что если бы Лайтвуд не позвал меня замуж, то я так или иначе нашла бы способ испортить ему жизнь.
Потому что только этим и хочу заниматься до самой смерти.
Я счастливо улыбнулась, Лайтвуд рявкнул:
— Что у тебя в руке? Покажи немедленно. Ну!
Я запоздало вспомнила про подклад, который планировала сделать, чтобы сорвать свадьбу, и бросила обмотанную волосами шпильку и розмарин на ковровую дорожку, а для верности еще и придавила каблуком.
— Ничего! Совершенно ничего. Отец! Жени нас.
Он закашлялся, Лайтвуд нахмурился сильнее.
— Медея…
Земля слегка задрожала, поднялся ветер, среди гостей зазвучали испуганные возгласы.
Пахло паленым, арка, за несколько секунд сгоревшая до тла, осыпалась пеплом.
Вот это я понимаю, гнев Верховного светлых!
Восхитительно!
Пугающе!
Невероятно!
— Давай уже жениться! — воскликнула я, для верности подхватывая Лайтвуда за локоть. Вдруг сбежит еще от своего проклятья. В смысле — счастья. От меня, в общем. — Отец! Продолжай!
— Медея… — тихо и угрожающе произнес Лайтвуд.
По спине от его тона пробежали мурашки, и я счастливо улыбнулась.
Именно счастливо, хоть я и была темной.
Кто бы мог подумать!
Не так уж сильно мы от светлых отличаемся.
Потому что я однозначно чувствовала себя влюбленной и счастливой.
Ну, или сгорающей от страсти и радостно предвкушающей будущие несчастья — тут как посмотреть.
Вопрос терминологии.
— Милый, ты такой красивый, когда злишься. Давай уже жениться. Ну не расстраивайся так сильно.
Отец крякнул и поспешно произнес короткое заклинание, которое для скрепления брака использовали темные.
Нас окутали клубы темного дыма, кольцо на моем пальце нагрелось — и все.
Я стала женой Верховного светлых лорда Райана Даниэля Лайтвуда!
Ура!
Все-таки свадьба — самый счастливый день в жизни любой девушки!
— Можете поцеловать невесту, — объявил отец. — Если желание не пропало.
Да сейчас! Пропало желание, видите ли.
Это теперь мой муж, и я сама буду его целовать! Когда захочу!
Подавшись вперед, я обхватила Лайтвуда руками, впилась в его губы и для верности запрыгнула на него, обнимая ногами за пояс и сминая к Проклятому ткань дорогущего свадебного платья.
Кажется, спустя несколько секунд Лайтвуд все-таки обнял меня в ответ, и от этого сердце до горечи сладко екнуло.
А ведь впереди первая брачная ночь!
По-моему, целовались мы преступно долго, потому что гости возмущенно загудели, даже отец начал деликатно покашливать.
Оторвавшись от Лайтвуда, я улыбнулась.
— Нас ждет такая интересная жизнь.
Он улыбнулся, и тут вдруг…
— Это он! — раздался женский крик у калитки.
Я обернулась и наконец соизволила слезть
