Гарри Поттер, эльфы, люди и притворщики (СИ) - Таня Белозерцева
— Не совсем понимаю их страха. Всё же нормально будет, это я точно знаю. Не будь я Соломон, ф-ф-фырк…
И Гарри вмиг успокоился, уж если Соломон в чем-то уверен, то значит так и будет. Немало же историй он про этого коня слышал и сам лично видел, как он папу спасает от бомбы в вертолёте. Правда, Лери утверждала, что он — лошадь, и хоть и заговорил, но остался лошадью, но с другой стороны, именно как лошадь он и спасал человеческие жизни… Однако, а про суеверие откуда лошадка знает? Гарри подозрительно вгляделся в огромный глянцевый лошадиный глаз и задал Соломону этот вопрос.
— Что ты знаешь о суеверии, Соломон?
— Это когда ты боишься того, чего на самом деле нет.
Ну что ж, верно. Правда, такой страх по-другому называется, иррациональным, но конь — не профессор, ему это слово, скорей всего, неизвестно. Гарри снова заглянул в лошадиный, вечно печальный, грустный глаз.
— А почему ты боишься остаться один?
— Неправда, сейчас я не боюсь.
— Но ты боялся, тогда, помнишь?
— Ах, это… помню. Я тогда не очень хорошо понимал, что происходит, и мне было очень страшно стоять на том странном, качающемся полу… — тут конь понюхал землю, покопал ногой и добавил: — Земля должна быть твердой и неподвижной, а не качаться и дрожать. И куда-то ехать.
— Ты что, дурак? Соломон, пол никуда не едет, это коневозка едет, а ты в ней стоишь.
— Я не понимаю, о чём ты говоришь, мальчик.
— Эй, меня зовут Гарри!
— Хорошо, Гарри.
Гарри растерянно смотрел на коня, начиная понимать фразу Лери о том, что лошадь осталась лошадью, и это потому, что ей просто нереально объяснить какие-то вещи, например коню абсолютно бесполезно доказывать полезность телефона, просто потому что ему это глубоко фиолетово… Вот и Соломон, уж на что умница, а всё равно ни на грамм не поймет, что такое машина, и что она — едет по дороге. Интересно, а как Соломон понимает машину? И Гарри, заинтригованный этим вопросом — спросил коня:
— Соломон, а что такое машина?
— Это вонючая железная штука, которой люди неоправданно доверяют свои жизни. Я очень боюсь машину, она странная, неживая и почему-то двигается…
— Вот это да! А телега не страшная? Она тоже неживая и двигается.
— Мальчик по имени Гарри, ты дурак? Телегу привязывают к лошади при помощи оглобель и ремней, поэтому она и двигается, потому что её тянет лошадь. И лошадь всегда успеет остановиться при опасности, а машина — нет, и доверчивые люди часто разбиваются вместе с машиной на авариях.
Конь помолчал, а потом тихо продолжил:
— Помню одно событие в городе. Я стоял возле магазина и ждал Лери, когда впереди, в конце улицы, появился фиакр, запряженный парой нориков, они волновались и пытались притормозить, но возница сердился и погонял их кнутом, он кричал на них и ругался. По-моему, он был немного не в себе, как это у людей называется? Пьян? Ну да ладно, неважно, главное, норики справились с хозяином, они его переупрямили и, несмотря на удила и кнут, добились своего. Остановили фиакр. А через несколько секунд на перекрестке впереди них столкнулись две машины. Я не знаю, как те кони почувствовали угрозу, но в отличие от безмозглой железной машины у них есть мозги, которыми лошади умеют пользоваться. И характер, который они способны проявить. Это слова Лери, мальчик Гарри, я не настолько умен, чтобы говорить такие сложные и красивые слова.
Гарри только кивнул на последнее заявление, конечно Лери и никто другой. А всё-таки Соломон умница, просто он не понимает этого. И в порыве чувств юноша обнял коня за шею, крепко прижался к нему, закрыв глаза и зарывшись лицом в теплую густую гриву, пахнущую солнцем и свежескошенной травой. Запах свободной лошади. Мудрой и верной.
Соломону лучше верить, он умный конь и по-звериному мудр, ведь зверь в отличие от человека наделен не разумом, а знанием, древним инстинктом, который всегда подскажет зверю самый верный путь, поможет принять правильное решение…
А значит, с мамой всё будет в порядке. Ведь так сказал Соломон, а он никогда не ошибается. Лошадь всегда права.
Потом Гарри решился поговорить об этом с Северусом, зайдя к нему в подземелья. Тот всё свое время проводил там, даже если просто читал книгу, угу, при неярком желтом свете светильников. Вот и сейчас, услышав визитера, Северус поднял голову от бумаг и, увидев Гарри, отложил перо в сторону и вопросительно вздернул бровь. Гарри вздохнул, ну вот, ещё кое-кого он отвлек от дел, но ему очень надо поговорить. Северус, увидев, что Гарри колеблется, встал из-за стола и, взяв парня за плечо, утянул того на диван. Сел и, посадив племянника рядом с собой, подбодрил:
— Ну говори, зачем пришел?
Гарри сглотнул и нервно начал:
— Ты ведь знаешь, что Лери беременна?
— Знаю, — осторожно ответил Северус.
— А почему они молчат, ничего никому не говорят? Обычно же заранее сообщают о прибавлении в семействе всем членам семьи.
— Ну, британцы и американцы, может, и говорят об этом всем, и не только семье, но и в газеты и телевидение не преминут сообщить, всему миру спешат растрезвонить о том, сколько весит беременная мамочка, какого цвета у неё моча и чем её стошнило утром перед завтраком, а наша семья, Гарри, состоит из австрийца Михаэля и русской скромницы Валерии. А менталитет этих стран довольно сильно зажат буржуазным воспитанием. В душу австрийца очень трудно влезть и то нет гарантии, что тебя в неё впустят, а с русской душой все наоборот, она обычно нараспашку, но мало кто из иностранцев способен понять непостижимую и загадочную русскую душу. Так что не вмешивайся, Гарри, и не мучайся. От тебя никто ничего не скрывает, никто тебя не обманывает, просто помалкивают в силу своих привычек и воспитания. А что касается состояния Лери, то спешу тебя заверить, её беременность протекает очень хорошо, никаких осложнений и отклонений от нормы мной и всеми нашими врачами не замечено. У Лери всё в полном порядке.
— Уф, спасибо, дядя