Баба Яга против! - Кейт Андерсенн
— Это и «твой мужчина» может, — фыркнула жар-птица. — У него в котомке лежит Тихомира.
— Как?! — не поверила Яся.
— Флюгер заветный, а душа избушкина в нем заточена.
— Значит, я могу... вернуться в свою... нашу избушку?!
— Прямо уж «нашу».
— Нашу, — подтвердил Иван.
И возьми-пойми, здоров он, болен, пьян, трезв, спит или бодрствует? Зло брало, а и радость в сердце птичкой металась. Что он «ее мужчина» и вообще. Нашел! Из Тридевятого, чудом каким-то до ее дивана добрался!
И было чувств этих взбалмошных слишком много сразу.
— Есть у вас три пути, — подняла жар-птица лапу и выставила три пальца. — Через флюгер в избушку, но тогда тебе снова Ягой придется сделаться и тогда Ваню надо забыть, негоже Яге со смертным водиться, народ не поймет, — загнула она один палец, — в волшебное зеркало в пещеры Змея подземные, но что потребует с вас Горыня за свободу и сможете ли расплатиться — не знаю, — загнула второй и замолчала.
— А третий? — уточнила Яся для порядку.
— А третий — тут остаться.
— А ты? Помочь не можешь?
— Так не нравится тебе мир перевернутый? Да и Иван хотел.
— А ты так не хочешь, чтобы мы возвращались?
— Я имя хочу. Как ты Вещему Олегу дала.
Яся хлопнула глазами.
— Это значит, что ты подумаешь?
— Это значит, что я перо забирать не стану. За ложный вызов.
Яся долго и не думала. История Вещего Олега? Да будет так.
— Ольга?
— Ольга... — повторила жар-птица и глаза прикрыла, в транс впадая.
— Нет, воротиться надо... — попытался Ваня глаза открыть. — В пещерах Волк Серый, Олег Вещий и Иван-царевич со спящею царевной остались. Нельзя их б-бросать...
— Так вот, значит, где Олежка от меня прячется! — рассмеялась жар-птица. — За спиной Ивана-дурака. А все сама, даже имя сама добывай...
Припала Яся к дивану, потрогала лоб Ивана-дурака. Перехватил он ее ладонь, и улыбка блаженная разлилась по его устам.
— Яся... поцелуй меня в уста сахарные.
Яся так и побагровела, вскочила, затрещину ему дала.
— Я тебе дам уста сахарные! Пьяница!
Иван так и сел. В голове у него чуть прояснилось, то ли от затрещины, то ли от того, что Яся снова Ягою сделалась. По характеру.
— Это я тебе дам, — свел он брови хмуро. — Кто на «службу» какую-то в другой мир от меня убег и не сказал ничего? Кто перо жар-птицы увел? Кто...
Яся так и поставила руки в боки, намереваясь все ему сказать. Этому дураку треклятому!
— А ты мое сердце украл, это подороже будет стоить, чем перо! Тем более, сам его посеял, потому что растяпа и дурак, и...
Не договорила Яся: сгреб ее Иван в охапочку на свой диван да колени, и там поцеловал. В уста сахарные.
Жар-птица Ольга крякнула и хмыкнула. Вот ведь влюбленные — и чудес да миров им в такой момент не надо. Позавидовала даже птица волшебная на мгновение смертным неразумным.
А вот тетя Иоланта снова до двери Ясиной добралась — ходила она медленно, от криков и затрещины пока дошла, уже и тихо в комнате квартирантки сделалось.
— Яся? — постучала она снова. — У тебя все в порядке?
Яся тут же оттолкнула Ивана-дурака, уста рукавом вытерла и просипела:
— И кто придумал, что они сахарные!
На дверь покосилась и едва не заплакала.
— Да!
Крикнула, а голос-то и сорвался. Где Тихомира с ее звукоизоляцией?.. И отсутствием необходимости объяснять кому бы то ни было, что ты делаешь, с кем, зачем и когда?..
Домой, домой! Пусть и Ягой снова стать придется... Но без Вани-то как, без Вани она теперь никак не хочет... Ни Ягой, ни в Тридевятое, ни мир перевернутый... Все возможно, конечно — губу закусила и пошла, но... зачем, когда вот он, настоящий, живой... сахарный? Хех...
— Что же делать... — в волосы пальцы запустила.
Иван встал, покачиваясь, отодвинул свое ясно солнышко вредное и решительно к двери направился. Яся ужаснулась, прыгнула на него сзади, обвила руками и ногами, едва устоял Иван на ногах. Если бы стены тут не были так близко с каждой стороны, то и не устоял бы.
— Даже не смей... к ней ходить...
— Но я слышал, она не колдунья? А я даже с колдунами договариваться умею, ясно солнышко. Ик! Скажу, что руки твоей прошу и с собою забираю...
— Какой руки? — воззрилась Яся на него из-за его же плеча.
— Вот этой, — коснулся Иван ее ладони и осклабился. — И этой. И сердце еще бы попросил, но оно все равно уже у меня, ты сама сказала.
— Марш на балкон, мистер Ик! Ты протрезвеешь завтра и
