Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2015 № 7-8

Высокая эрудиция юноши позволяла брать многие позиции «с марша». Так, будучи капитаном местного клуба знатоков «Что? Где? Когда?», в любой момент мог набирать команду и «прямо с автобуса» выйти на сцену и вступать в бой с именитыми столичными командами, побеждать их и неуклонно подбираться к лидерам – завсегдатаям такого рода соревнований.

Отличная физическая подготовка, спортсмен с большой волей и самоотдачей для достижения победы. И тоже «с марша, с ходу». Так, становится на подиум среди лучших спринтеров страны – в рамках соревнования будущих призывников Национальной армии, вступая в соперничество с подготовленными бегунами спортивных школ республики.

Безусловно, это кажущаяся легкость. За всем стоит упорный труд, педантичность и стремление получить от каждой минуты наибольший КПД: будь то в области познаний, креативности, будь то в сфере физической подготовки. Да и по Толстому: «В здоровом теле – здоровый дух».

В настоящее время Дориан – студент университета, изучает экономику. Его родной язык– румынский. История и литература – любимые увлечения, а русский язык – покорил его. По его мнению, он один из немногих языков, а быть может, и единственный, на котором можно перевести любой язык слово в слово.

«Если судить по многим качественным переводам и сравнивать их с оригиналом, то создается впечатление, что на русском написано даже лучше, подобраны именно те слова, которые хотел написать сам автор произведения (судя по контексту, по тональности), но не нашел их в лексиконе родного языка. Поэтому я намерен писать, в основном, на русском», – так говорит о своих творческих намерениях Дориан Арделяну.

В свои 19 лет он полон энергии и творческих планов, однако реалии времени вынуждают идти к желанному занятию, увлечению, призванию окольным путем: сначала – образование, с очень приземленной профессией, а затем, или параллельно – литературное творчество. Но, дай Бог, и окольный путь укоротится…

Друг

(рассказ)

г. Штефан Водэ, август 2015

– Стой, стрелять буду!

– Не убивай безоружного. Прошу.

Молодой французский солдат упал на колени и заговорил на чистом русском, хотя и с превеликим акцентом. Тот, что перед ним, русский крестьянин лет двадцати, недоуменно смотрел прямо в рот своему врагу-полиглоту, но стрелять не стал, ведь удивленный человек не склонен принимать каких-либо поспешных решений. Поэтому иностранец продолжил:

– Меня зовут Поль. Поль де Гюльбер. Мой дед был российским послом в Париже, а под конец службы принял французское подданство. Я – солдат армии Наполеона, но пришел я в нее поневоле, по возрасту. Не желаю ни убивать, ни калечить. Посему прошу твоей милости, добрый человек.

Петр был человеком простым, но душевным. Его голубые глаза сияли добротой, но уже успела в них вселиться ненависть, настоящее отвращение к войне. Ведь кроме Бога он боялся еще одного – убивать. Ему понравился иностранец, его красивая униформа, белые панталоны (правда, сильно запачканные) и ровные белые зубы. Он казался человеком голубой крови и, по правде, таким и являлся. До этого такие высокопоставленные персоны были горазды лишь орать да бить его, а сейчас жизнь одного из них зависит от его решения. Но не стал Петр пользоваться своим положением, проявив тем самым благороднейшую милость.

– Поневоле, говоришь? Ну ладно, вставай давай, собака ты заморская.

Но сказал это русский солдат с широкой улыбкой на лице. Сейчас, к счастью, обойдутся без кровопролития. Француз, удивленный своему спасению, ведь сам он давно бы расправился со своим врагом, встал с колен и, набравшись смелости, протянул руку стоявшему напротив. Как это часто (а то и всегда) бывает, крестьянин без особых раздумий решился на этот дружеский поступок. Они пожали друг другу руки.

– Ну, солдат, что ты видишь?

– Поле, отец.

– Здесь армия, сын, поэтому я твой командир, и называть ты должен меня по званию. Понятно?

– Так точно, Ваше благородие, – ответил ему удивленный десятилетний сын, которого отец уже начал обучать азам военного дела.

– А здесь что ты видишь? Опиши мне всю местность.

Полковник чуть не выколол ребенку глаз моноклем.

– Вижу поле, вдали – лес, а на входе в его чащу вижу двух человек.

– Ну, это наши солдаты? Что они там делают?

– Ну, один наш точно, а другой грязный весь, так сразу и не разберешь. Но они поздоровались за руки, так что, должно быть, другой тоже из этого полка.

– Дай мне посмотреть.

Окуляр перешел к более опытному глазу, который и выявил несоответствие.

– Француз?

– Ну, теперь что будешь делать? – Петр казался обеспокоенным будущим своего знакомого. Он проводил его до тропинки, ведущей к ближайшей деревне. Вся она была усыпана опавшими желтыми листьями, а мягкий осенний свет озарял дорогу аж до линии горизонта. А прямо над ними высилась одинокая зеленая акация, словно последний вздох лета в середине холодного сентября.

– Пойду в село. Попрошу помощи, ведь есть на русской земле такие добродушные люди, вроде тебя. Спасибо тебе, друг!

Петр подумал было обнять его, но быстро нахмурился, пожал ему руку и повелел:

– Ступай, ступай, да побыстрее, а то наши тебя заметят.

Тот ушел, то и дело оборачиваясь. А когда фигура пропала вдали, он добавил, чуток посмеиваясь:

– Друг…

Возвращение

Вернулся солдат в лагерь ближе к полуночи. Ему разрешили в тот день отлучиться к родителям, которые жили неподалеку от деревни Бородино. Все уже спали. И в этой тишине еще сильнее был слышен голос пьяного полковника Серова, играющего со своим сыном в шахматы.

– Опять конем. Ладьей надо было ходить, неуч!

Петр доложил ему о своем прибытии.

– Ваше благородие, так это же тот самый солдат! – вдруг неожиданно для него самого вступил в разговор мальчик. – Мы его видели в поле с французом.

– Ты уверен, Алешка? Это очень серьезное заявление, – икающим тоном объявил отец.

Мальчик кивнул, не понимая, что только что угробил человеческую жизнь.

– Стража! Стража!

Полковник с утра был не в духе. Он вырвал ключи у часового и открыл дверь камеры, в которую упрятал Петра. Без лишних слов и эмоций он ударил того ногой в живот, уставил лицом в землю и принялся душить. «Убить, прикончить предателя!» – в его теле кровь вскипела, но тщеславный разум подсказал – если найдет француза, то сразу взлетит в чину. Поэтому, отпустив уже захлебывающегося солдата, он принялся говорить:

– Жить хочешь? Хочешь. И ходить, и любить, и детей, небось, тоже хочешь. Так зачем же ты предаешь Родину свою? Императору почему в спину стреляешь, а?

Он орал прямо в ухо Петру, орал так, чтобы эхо его слов осталось навсегда в голове «собеседника». Ведь любят же люди становиться вершителями судеб. Любят осознавать, что именно их решение, именно их слово может изменить человеческую жизнь.

Полковник продолжил более человеческим тоном:

– Но спасение есть. Никто не узнает о твоей маленькой ошибке, если ты…

Но можно было не продолжать. Уже было понятно – чтобы скрыть предательство, нужно пойти на другое предательство. В этот чудовищный круговорот попал маленький человек, обычный крестьянин, который никогда не мечтал о деньгах или славе, а лишь о хорошей семье да о жизни порядочной. И вот теперь, когда его жизнь могут оборвать, да еще из-за одного глупого поступка, ему не остается ничего, кроме как сдаться. Именно это он и сделал.

Уже через полчаса весь Пятый Стрелковый взвод шаркал по избам указанной деревни. Ожидаемо, самым активным в поисках был наш солдат – видимо, чтобы окончательно снять с себя все подозрения. Именно он нашел старую избу, в которой ждал его француз:

– Двенадцать часов прошло от нашего расставания. Долго же ты держался, видимо, соскучился?

И Поль начал горько смеяться.

Пока Петр думал, что же ответить, как объяснить свой поступок, в дом ворвались несколько его сослуживцев, которые с криками «Петька, молодец» вывели обоих на улицу.

Полковник решил не творить суд посреди деревни, а отложил экзекуцию до вечера того же дня. Среди солдат даже пошла шутка, что иностранца убьют его же словом – экзекуцией!

Весь день Поль глазами искал своего косвенного убийцу. Но тот никак не появлялся. Пропал. Некоторые говорили, что девушку в селе нашел, другие – что командование отпустило домой на неделю, так сказать, «за зоркий глаз и отличную находку». Вскоре о нем забыли, ведь закат солнца оповестил о чем-то более трепещущем – о предстоящей казни.

Когда тело его возвысили над собравшейся толпой, губы приговоренного начали медленно, но уверенно молиться. Не было страха на его лице, казалось, что лишь глаза осознают весь ужас и бессмыслие близкой смерти.

Когда полковник разрешил открыть глаза своему сыну а ель чуть наклонилась под тяжестью человека, стало ясно – Франция потеряла еще одного солдата. И тогда, поднявшись на табуретке, что только что держала покойного, Серов принялся рассуждать вслух: