Кирин - Наталья Витальевна Мазуркевич
— Сочувствую, два дня в компании не самых лучших представителей сильного пола…
— А вы считаете себя лучшим? — Кристина незаметно указала мне на стража. Она намекает на его хвастовство? Это неудивительно, мужчины — те еще сплетники, а если выпьют… да уж, женщины более сдержанные. А эти спьяну все расскажут. Кто, где и куда пошел, что, с кем и зачем делал, и про результат не забудут хвастнуть. Детский сад.
— Не из худших, — признал юноша.
Вдаваться в подробности его достижений мы не стали. Кристина взяла меня под руку и, оставив стража позади — когда еще выпадет удовольствие идти перед Лейвореем, пусть и младшим! — повела меня в выделенный нам зал.
В открытой части дворца становилось оживленнее. То ли придворных прогнали от дверей переходного коридора, то ли после бессонной ночи все только-только проснулись, но факт оставался фактом: все больше людей встречалось нам на пути. Они останавливались, сбивались с шага, увидев меня, но очень быстро уходили, заметив за спиной стража. Сына советника во дворце знали очень хорошо.
Выделенный нам зал мало чем отличался от школьного. Две стены с зеркалами и станком, одна тренажерная, и одна стеклянная почти до самого пола. Впрочем, здесь были занавески, чтобы избавиться от любопытствующих с улицы. Пусть и второй этаж, но магов это может инее остановить.
— Оставьте нас, — распорядилась Кристина. Актор выжидающе взглянул на меня, но я кивнула, подтверждая распоряжение. Не любила я посторонних на тренировке. Тем более таких посторонних. Из списка.
Мы остановились только к вечеру, когда красный свет заглянул в окна, намекая, что мы едва не пропустили ужин. Для меня же это было свидетельством того, что придется вновь одеваться к приему. На сей раз официальному, в присутствии придворных, которых по случаю великого события прибавилось. Стоило вспомнить об этом, как радость, с таким трудом появившаяся на душе, вновь сникла.
Я не хотела никуда идти, не хотела никого видеть, не хотела улыбаться и не хотела видеть кандидатов. В том, что будет присутствовать весь список, не приходилось сомневаться. И только одного человека мне хотелось видеть. И одновременно — нет. Слишком стыдно смотреть ему в глаза. А не взглянуть — я просто не смогу удержаться. Я это понимала.
Коридор пустовал, если не считать моего стража. Он сидел, вытянув вперед ноги и разглядывая носки дорогих туфель. Кристина презрительно фыркнула, но Актор проигнорировал ее пренебрежение. Он плавно поднялся и подал мне руку.
— Нет, — я отказалась. В памяти всплыло воспоминание о похожем жесте со стороны Эйстона и предложении быть спутницей на предстоящем вечере. И если сероглазому магу я готова была ответить положительно, то этому военному — нет. Он был для меня чужим. Даже несмотря на его физическую привлекательность.
— Прошу прощения за дерзость. — Ни один мускул не дрогнул на лице юноши, но меня всю последующую дорогу не оставляло ощущение, что он недоволен.
Кристина тоже чувствовала эмоции Актора, судя по быстрому взгляду, брошенному назад, и последовавшему покачиванию головы. Не одобряла? Вот только что именно.
— Сколько у нас времени до приема?
— Два с половиной часа, — сверившись с информацией на браслете, ответил Актор. — Ваши помощники уже ждут вас. Рекомендую сразу же последовать к ним, не тратя время на посещение вашей команды.
Да уж, симпатии у них, видимо, взаимные. Как и непереносимость друг друга. Или это передается воздушно-капельным путем и я уже обречена? Не хотелось бы начать ненавидеть всех и вся.
— Ты приглашена? — тихо спросила у Кристины. Я не питала надежд, что Актор нас не услышит, но говорить громко не собиралась.
— Нет. Но будет мой дядя. Ты его помнишь. Вероятно, и наш куратор посетит представление.
Куратор Красс… Мои воспоминания о нем были весьма смутные. А все потому, что после первой же недели он нас бросил. Не в прямом смысле конечно, но больше в школе мы его не видели. Впрочем, на браслеты исправно приходила информация с советами и рекомендациями. Димитрий говорил, что его призвали в военную академию для решения какой-то проблемы, но нам едва ли не все равно. Учителя в школе мало в чем могли повлиять на своих подопечных, если установленный порядок не нарушался. А он, установленный традициями нашего общества, был неизменен и почитаем. Выживает только сильнейший.
— Вероятно…
Кристина отстала на одном из поворотов, так и не ступив с нами в императорскую часть дворца. Очереди у входа уже не было, и некоторые стражи, те, что из магов, с облегчением уселись на полу. Завидев нас, они не встали. Впрочем, для личного самоутверждения мне и требовалось поднимать всех этих людей. Пусть лучше отдохнут. Мне до сих пор было не по себе, стоило вспомнить утреннюю толпу с их алчущими едва ли не крови лицами.
В моих комнатах было тихо. И я даже успела подумать, что у меня есть лишняя минутка, чтобы привести себя в порядок самой, но, как оказалось, во дворце не только слуги умеют быть незаметными. Если бы не страж за спиной, я бы в первый момент не просто отступила назад, а убежала, сверкая пятками от неожиданности. Меня уже ждали.
Актор понимающе хмыкнул и удалился. Начался новый этап истязаний и, помня о вчерашнем вечере, мне подумалось, что перекусить в своих покоях будет не лишним.
Белый. Снежно-белое платье с серебром и платиной. Наверное красиво, но мне не нравилось. Эта новая я была совсем чужой, чуждой мне своей холодной красотой. Даже глаза, казалось, заледенели под стать наряду.
Хлопнула дверь, выдавая чей-то приход. Я обернулась, ожидая увидеть Актора или Хеля, но это был император. Суровый, бесчувственный, холодный Эйвор Таргелей в своем черном камзоле. Усмехнулся — и те, кто работал над моим образом, облегченно выдохнули и спиной покинули комнату. Мы остались одни.
— Кирин. — Голос дяди был спокоен. — Ты очень похожа на мать.
Я предпочла промолчать. По тому, что я слышала о матери, я не могла сказать, что та была снежной принцессой. Разве что по цвету волос. В остальном — она была слишком человечна для своей семьи. И она умерла.
Я сглотнула. Вспоминать о маме было больно, но забыть не получалось. Все напоминало о ней, весь дворец, все люди, что теперь окружали меня. Все это было частью ее жизни. Ее — не моей. И я все острее это ощущала. Но уйти — куда я могла уйти?
— Благодарю вас, дядя. — Эйвор кивнул, принимая формулировку. Он настаивал на имени, но называть своего повелителя по имени у меня до сих
