Лут - Евгения Ульяничева
Нилу маску никто не предложил, и, пока шли по сухому бассейну границы, музыкант едва не задохнулся. Тишина их встретила по ту сторону, тишина с зоркими глазами. Рыбаки, неразличимые в тумане, как медузы на мелководье, вели гостей от самой стены. Крокодил пожимался и потел, ожидая разрешения от тишины — в виде красноречивой пулеметной строчки. Но туман редел, близился другой берег, а никто так и не прошелся по ним швейной иглой.
Их встречали.
Рыбаки-гарпунеры, китята, дружина темного Князя Башен Вавилона приняла гостей у самых лестниц.
Взяли в плотное кольцо и заговорили только после обыска. Впрочем, Понедельник, поймав взгляд Нила, подмигнул ему с видом заговорщика: рыбаки взяли не все.
— Мы вас ждали, — пробасил старшина, бритый наголо бородач с нашивкой белого цветка на рукаве спецовки. — Следуйте за нами.
— А твой дружок болтлив, как я погляжу, — прошипела Среда.
— Вовсе нет! — Понедельник поднял указательный палец. — Уверяю, жемчужина моя пепельная, дивный отрок исключительно немногословен.
Следовать пришлось до колонны компактных закрытых машин. Одинаковые свинцовые капли, Волки — как раз для подобных дорог. Нил знал, что экипажи этого вида хорошо держат масть и особенно послушны в стае, от четырех особей. Нил знал, что у машинерии и техники, населяющих Хомы Уймы и послушных инженерам, был свой свод законов. Галео. В нем Нил ориентировался еще хуже, чем в Статуте, но смутно помнил, что Свод тот базировался на принципах простых механизмов.
Трех чужаков втолкнули в одну из колесных дур, замки щелкнули, намекая на несостоятельность побега.
Нил, зажатый испепеляющей взглядом Средой и невозмутимым Понедельником, косился в окно, на пробегающие башни мусора, освещенные вечерними огнями. Князь держал Свалку в железном кулаке. Даже вонь как будто сделалась меньше, или он просто к ней притерпелся.
И везде росли белые цветы с листьями, как у плюща. Они сетью накрывали мусор, пронзали его кучи, точно черви, и роскошно цвели. Нил не видел крыс, птиц или бродячих собак, точно цветы вытеснили всех конкурентов.
Чем дальше они уезжали от границы, тем быстрее таяла надежда Нила на возможный счастливый исход. Спутники его мрачнели, наверняка жалея о своей самоуверенности. Нил теперь точно уверился — Мама Ама не была в курсе сей операции. Напарники действовали на свой риск и страх.
Князья всех Хомов, так же как и капитаны корабелл, терпеть не могли отдавать что-то со своей территории.
Когда добрались до места, уже порядком стемнело. Сильно пахло ночным табаком и еще каким-то цветочным пряном, вокруг, насколько хватало глаз, тянулись те же горы сора, прикрытые узорными платками цветника. Сама резиденция Князя приятно удивляла.
Чистота. Розовый и сливочный мрамор, по-девичьи стройные длиннолягие колонны, увитые плющом, роскошная плитка королевского пурпура, вылизанный садик. Ручная работа, барельефы, обнимающие стены. Аромат цветов и негромкая музыка.
Как в нужнике главного банка Хома Бархата, вспомнил Нил. Доводилось заглядывать.
— Красота, — высказался Понедельник, — гармония удивительная!
— Благодарю за лестную оценку, — хозяин нахваленного стоял у фонтана, сложенного из золотистого, медово-прозрачного на свету мрамора.
Тяжело опирался на трость.
Нил, конечно, слышал о редком природном даре уродства Князя. Честно говоря, ожидал худшего. Так оказалось — вполне терпимо. Особенно в полумраке, продуманно разбавленном редкими вкраплениями живого ручного огня. Свет вливался во тьму, как вода в вино, освежая и очищая.
— Чем обязан визиту столь необычных особ?
— Нам нужны вещи этого вот парня, — хрипло высказалась Среда.
Нил закатил глаза. Сама предупреждала, что разговор будет вести он. Женщины…
Князь вежливо улыбнулся. Белый костюм с серебряным шитьем сидел на нем лучше, чем на манекене.
— Прошу прощения? Видимо, вы с кем-то меня путаете, юная леди. Воровство — не моя епархия.
Среда покосилась на Крокодила и тот, кашлянув, выступил вперед. Шаркнул ножкой.
— Добрый вечер, уважаемый Князь. Позвольте мне объяснить. Видите ли, мне очень нужна сумка, которая не иначе как по ошибке залетела на вашу территорию. Простая такая сумка, знаете, через плечо такая, на ремне…
— Сумка?
— Сумка.
— На длинном ремне?
— Вот на таком, — Нил показал руками.
Князь почесал надбровную шишку.
— Это все?
— Да.
Властительный владетель мусорных круч разочарованно фыркнул и сказал в сторону, забранную ширмой темноты.
— Вот видите, молодой человек. Жизнь так странно устроена.
— Я думал, ты за мной пришел, Нил.
Крокодил обернулся. Чувство, по дальним воспоминаниям похожее на стыд, кольнуло уши. Снулый Лин стоял чуть поодаль, злосчастная сумка висела у него на плече.
— Как славно, что вы в добром здравии! — обрадовался Понедельник, даже в ладоши хлопнул. — С превеликим удовольствием я бы продолжил нашу беседу. В прошлый раз, помнится, слово осталось за вами, но смею вас заверить, у меня есть хорошие шансы взять реванш.
— Так вы явились за сумкой и только за ней?
— Давай сюда, — Среда решительно шагнула к юноше, тот не шевельнулся, зато сработали рыбаки.
Гарпуны недвусмысленно наставились Среде в сиськи.
— Я не… — Нил позорно запнулся, отвел глаза.
Разозлился. О, Лут, ну в самом деле! Что такого в этом белом паршивце, что Крокодил будто кисельным делается?
— За сумкой. За ней, да.
— Что же, в таком случае не смею вас больше задерживать.
Князь протянул руку. Лин, ни слова не говоря, стащил с плеча сумку, передал Горбачу. Мужчина, в свою очередь, вручил вещь Среде.
Та нетерпеливо откинула клапан, погрузила в тряпичные недра руку, вскрикнула. На песок срезанной косой шлепнулась черная лента, извернулась с шорохом. Среда припечатала ее каблуком, вскинула изумленные глаза на Князя.
— Ай-яй-яй, — тот покачал уродливой головой, лицо его выражало смесь сожаления и брезгливости, — это все жадность, дорогая моя. Я надеялся, вам хватит выдержки.
— Сукин сын! — взвыла девушка, и Нил мысленно с ней согласился.
Так же, как и Понедельник, не без изящества вписавший короткий фруктовый нож в яблоко горла ближнего рыбака. Его товарищу прилетело уже тяжелым прикладом отнятого от груди рыбаря оружия, а после во мгле с треском рассыпался кусачий ворох огненных жужелиц.
Нил упал, где стоял. Чуял, как носится над головой смерть, без устали и особого разбора жаля рыбаков. Князя оттащили за фонтан, а Лина Крокодил никак не мог отыскать глазами.
Извиваясь, как та змея, подполз к брошенной сумке.
Осторожно бросил камешком. Пустая. Выпотрошенная.
Тихонько застонал, как от всамделишной боли.
Рядом с дохлой змеей ничком крутилась Среда. Яд выпаливал ее изнутри, ломал, плавил кости, переваривал — и Крокодил малодушно порадовался, что не видит изуродованного судорогой лица, залитого розовой пеной и желчью. И почти не слышит — несвязный хриплый вой заглушала стрельба
