Артефакт острее бритвы - Павел Николаевич Корнев
Парни тяпнули рома, и босяки вновь посетовали на своё назначение. Если разобраться, они не столько житьём-бытьём у пластунов недовольны были, сколько завидовали тем соученикам, которых начали отправлять на работу в порт Тегоса.
К слову, не оттуда ли пошли слухи о моих проблемах с роднёй?
Немного погодя появилась Беляна, и книжник враз прикрутил фитиль своего красноречия. Впрочем, босяки болтали и за него, и за меня. Я особо в разговоре участия не принимал, всё больше попивал травяной отвар и поглядывал по сторонам. Известие о том, что кто-то распускает слухи о назначенной за твою голову награде, душевному спокойствию нисколько не способствует — что есть, то есть.
Именно поэтому я и не пропустил короткий, но ожесточённый спор за столом учеников школы Багряных брызг. Главенствовавший у них Веслав поднялся и повёл красотку-разносчицу к лестнице наверх, а его раздосадованный неудачей соперник отправился восвояси, не преминув напоследок с грохотом захлопнуть за собой дверь.
Я посмеялся было про себя, а потом вдруг понял: что-то не так. Совсем-совсем не так. Невесть с чего подумалось, будто после подобного «не так» в переулках Заречной стороны поутру неизменно находили обобранных до нитки покойников, вот только — после чего именно?
Сосредоточился на этом и вдруг сообразил, что вслед за Радимом на улицу вышли залётные молодчики, коих вроде бы прежде тут не встречал.
Совпадение? А если нет?
Терять время и звать кого-то с собой я не стал, выскочил из-за стола и поспешил на выход. Распахнул дверь и в сгустившихся сумерках увидел, как нагоняют одну шаткую тень два быстрых и резких силуэта, тогда сунул пальцы в рот и свистнул.
Все трое остановились и оглянулись. Ученик школы Багряных брызг оказался не таким уж простаком и сразу прижался спиной к стене. Руки у него загорелись багрянцем, но нет — парочка молодчиков прошла мимо и скрылась за углом, на него даже не глянув. Радим мигом отлип от дома и поспешил обратно в кабак. Скомканно поблагодарив меня, ввалился внутрь и присоединился к соученикам, а вот я возвращаться в зал уже не стал: Дарьян дозрел и потянул всех в свой расчудесный подвальчик.
Это была воистину мерзкая дыра: тёмная, сырая, с затхлым воздухом, липкими от пролитого пива столами, заплёванным полом, мухами и плесневелыми стенами.
Публика собиралась соответствующая. Плешивый старичок с утра до позднего вечера как прибитый сидел в тёмном углу и принимал ставки на собачьи, петушиные и кулачные бои, проводившиеся в Тегосе. Два жуликоватых молодчика за стойкой были карточными шулерами, но здесь не работали, а пропивали нажитое неправедным путём. Троица бородачей занималась отловом беглых рабов и всех тех, за чью голову назначалось более-менее пристойное вознаграждение. Чем зарабатывала на хлеб насущный парочка чуток потасканных девок, было очевидней некуда, но совсем уж они не опустились и с забулдыгами дел не имели, обычно столковывались с посетителями из числа тех, кто поприличней. Завсегдатаи никаких поползновений на счёт девиц не предпринимали, а залётным не давал распускать руки пожилой костолом, подвизавшийся в этом клоповнике вышибалой. Здесь он коротал вечера, днями же собирал долги для одного из местных ростовщиков. Шумную компанию за заставленным кувшинами и бутылками столом я лицезрел впервые, а вот поглядевшие на Беляну с нарочитым безразличием ухари верховодили в ватаге, доставлявшей в порт какую-то гадость, куда забористей обычной дурман-травы.
Меня блевать тянуло и от самой забегаловки, и от завсегдатаев. Тем более не любил, когда с нами в эту дыру наведывалась Беляна, ну а Дарьян на полном серьёзе уверял, будто здесь подают лучший в верхнем городе заморский светлый эль. Я подозревал, что ему просто нравится ощущать себя наравне со столь опасной публикой, и тот факт, что босяки начали наперебой уверять, будто лучше пива они сроду не пробовали, меня переубедить в этом не смог.
Ещё бы им после рома халявный эль по душе не пришёлся!
— Что с тобой? — улучив момент, тихонько спросила Беляна.
— А что со мной? Я в порядке!
— Не ври! Когда ты нервничаешь, у тебя левый глаз краснеет.
— Вздор! — отмахнулся я.
Девчонка выразительно изогнула чёрную бровь, и я поморщился.
— Я никогда не нервничаю. А глаз краснеет, когда злюсь.
Отбрехался, короче.
Ладно хоть ещё надолго мы в подвальчике не задержались и очень скоро вернулись под сыпавшуюся с неба морось. Босяки пошептались с книжником и потянули его куда-то совсем не к пансиону, Беляна хмуро глянула им вслед и за всю дорогу до усадьбы не произнесла ни единого слова.
— Да что такое творится с Дарьяном? — поинтересовалась она уже в нашей каморке.
— А что с ним творится? — удивился я.
Беляна скользнула под простыню, прижалась ко мне и пояснила:
— Он стал каким-то… отстранённым.
Я не удержался и фыркнул.
— Может, просто повзрослел и понял, что не стоит заглядываться на женщину друга?
Ответом стал тычок под рёбра, я навалился на Беляну, но она меня отпихнула.
— Рыжуле своей будешь сказки рассказывать!
— Ну чего ты начинаешь?
— Что творится с Дарьяном?
— Тебе какая разница? — буркнул я, начиная раздражаться.
Беляна вздохнула и потрепала меня по голове.
— Не ревнуй, Лучезар! Ты же знаешь: я у него в долгу. А если чего-то не понимаю, то начинаю нервничать…
Я вздохнул.
— Дарьян повзрослел и познал прелесть плотской любви. Ну а что? Не вечно же ему в девственниках было ходить!
Барышня озадаченно хмыкнула.
— А чего тогда на меня смотрит как мышь на крупу?
Мне бы промолчать, но не отказал себе в удовольствии отпустить шпильку.
— Так не в твоих же объятиях с девственностью распрощался, вот и переживает!
Беляна перевалилась на бок и как-то очень мягко уточнила:
— А в чьих?
В тусклом мерцании ночника девичьи глаза блеснули отсветами луны. Я положил ладонь ей на шею и чуть стиснул пальцы.
— Дорогая, не доводи до греха! И придушить в приступе ревности могу…
— Ну дури, Лучезар! — потребовала Беляна, откинув мою руку в сторону. — Дарьян без тебя никуда! И если вы наведались
