Город семи грехов - Максим Яковенко
С восторгом были приняты слова Ханоха. Не успел он узнать мнение каждого, как все вскочили с мест своих и прокричали:
— Да! Воистину храм Отцу Небесному построим!
И все единогласно решили, что начнут уже с завтрашнего восхода солнца. И Ханох, вдобавок к своему почтенному статусу, стал главным архитектором храма.
Первые лучи солнца едва взошли над реками Тигр и Евфрат, а весь народ от мала до велика уже стоял у дома Ханоха в готовности услышать первые приказы, чтобы строить храм Всевышнему.
— Послушайте меня, — начал Ханох, — мы должны создать великий храм, самый высокий, выше тех, что были у нас до потопа, чтобы Отец Небесный видел нашу любовь к Нему и почтение и более не посылал бы потоп на род людской! Всем будет работа: кому-то придётся добывать камень и жечь кирпичи, кому-то — доставлять их на место, кому-то — укладывать стены, кому-то — расписывать их, а кто-то будет пасти скот и выращивать хлеб, чтобы все были сыты.
Сотни мужчин и женщин единодушно приветствовали речи Ханоха и принялись за работу под его руководством, безоговорочно выполняя все поручения, веруя в благое дело. За подбор и подготовку камня и кирпича отвечал Йерахмиэль, за доставку строительного материала самый сильный из всех — Шимшон, он мог собственноручно поднять огромный гранитный монолит и нести его от рудника до места возведения храма. Шимшону помогали многие великие мужи, в том числе и Эфрам, у которого было много сыновей: столь великую радость ему даровала жена его Гила. За возведение стен храма взялись Хаим и Зеэв, а с ними — десять дюжин мужей. Когда-то Хаим строил порт в большом городе, а Зеэв работал на него. Расписывать стены храма было доверено обладавшим чувством прекрасного Хилелю и Аарону, а Хилель к тому же хорошо помнил священные тексты отцов. За разведение и уход скота ответственным был молодой Ицхак, чья прекрасная жена Йона из шерсти овец ткала ковры для возводимого храма. Таира и Мейрав стали главными стряпчими, а потому и одними из самых уважаемых жён всей общины. Илана и Лилах вызвались создать вокруг храма сад деревьев и цветов.
И вот, когда огромное поле было расчищено под будущий храм, перед всем собравшимся народом вышел Ханох и произнёс речь, что дала им ещё большую силу и веру.
— Сегодня ранним утренним часом я услышал голос Всевышнего, и Он сказал мне, каким должен быть храм Его и что нам следует делать, чтобы быть в Его милости.
Воодушевлённый ропот пронёсся по рядам, и некоторые стали падать на колени со слезами на глазах.
— Всевышний сказал, что нужно построить пирамиду, на плоской вершине которой возвести Его храм. Он также велел, велел всем нам, — сделал акцент Ханох, — работать каждый день, за исключением дней полной луны, когда нужно посвящать всё своё время молитвам.
Восторженные крики были слышны далеко за долиной, ибо столь велика была радость узреть среди своих пророка. И все ринулись строить пирамиду. Зеэв сказал, что он участвовал в строительстве одной пирамиды в старые времена, а Хилель поспешил принести из своей спасённой библиотеки энциклопедию о великих строениях прошлого.
Каждое утро Ханох выходил на поле и передавал послания от Всевышнего о доблестном труде и великой миссии их народа для всей жизни, для земли и даже Небес. И все прерывали в этот час свою работу — таково было почтение к Ханоху. Ханоха стали именовать пророком и освободили от всякого труда, все его нужды удовлетворялись усилиями всех: будь то строительство нового дома или шитьё ритуальных платьев. Со временем жена Зеэва, сообразительная Галия, начала записывать послания Всевышнего, переданные через пророка Ханоха, на большую доску перед возводимой пирамидой. Теперь каждый мог видеть наставления Небес и перечитывать их в минуту отдыха. Пророк Ханох теперь был настолько занят своим служением Всевышнему, что перестал приходить по утрам к строителям, все послания он озвучивал Галие, а она уже передавала их остальным. Уважаемой стала Галия, все подходили к ней, чтобы спросить о посланиях Ханоха.
— Скажи, дорогая Галия, не поведал ли сегодня Всевышний нашему пророку Ханоху, какие цветы мне посадить вокруг храма? — спрашивала Лилах.
— К сожалению, нет, может быть, завтра мы об этом узнаем, — отвечала Галия.
И Лилах приходила к Галие на следующий день и в последующие дни, чтобы узнать про цветы или про что-нибудь ещё.
Пирамида строилась, вот уже первые два уровня были готовы.
Работа ладилась быстро и верно, каждый помогал друг другу, и никто не был в обиде.
— Так я тебе уже дала миску супа и три лепёшки, сколько же тебе ещё?! — причитала на кухне старая Мейрав, когда к ней заглядывал вечно голодный Шимшон.
— Уж больно тяжелы гранитные плиты, Мейрав. Ох, не будет завтра больше красивых плит для облицовки из северного карьера, не будет, — заводил Шимшон жалобную песнь, которая неизменно действовала на Мейрав: та вздыхала и тут же находила дополнительную лепёшку хлеба и миску супа для Шимшона.
Когда уже третий уровень пирамиды был готов и все в едином порыве начали возводить четвёртый, на строительное поле вышел пророк Ханох, и был он явно серьёзен, и взгляд его был строг.
— Сие было испытание нам. Всевышний испытал нашу веру и нашу способность идти за Ним. И мы пошли за Ним и стали строить пирамиду, но зачем нам нужна пирамида — этот мираж былой империи, что скрылась под водами морскими? Зачем нам возвращать то, что уже ушло и погибло?
Никто ничего не мог понять, все оставили свои дела и слушали пророка Ханоха, словно статуи, не шевелясь.
— Зачем нам идти назад, когда Всевышний велит нам идти вперёд, — продолжал пророк Ханох, — зачем нам оглядываться на смерть, когда впереди жизнь?
Ханох подошёл к доске, на которой Галия записывала его послания, и несколькими движениями мела нарисовал башню.
— Вот что велит Всевышний нам поставить здесь во имя Его. И наверху этой башни, под самыми облаками, возвести храм в Его честь!
— Но как же так? — воскликнул Хаим. — Мы ведь возвели уже почти четыре уровня пирамиды!
— Хаим, ты ведь праведный сын? Преклони колени и ступай исполнять Его послание, — грозно изрёк пророк Ханох, так что вопросов больше ни у кого не осталось.
— Нужно всего лишь разобрать углы — вот и будет основа башни, — сказал Хилель.
— Я
