Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1980 год
— Раньше, лет двадцать назад, — размышлял Минервин, — можно было бы эту работу с опытным пилотом провернуть на самолете, но теперь в авиации порядки стали строже. Вот, смотрите, прибор указывает высоту кромки облачности сто сорок шесть метров. Ну какой диспетчер согласится выпустить при таких условиях самолет? Об этом нечего и мечтать. И ничего не остается, как воспользоваться для блага же авиации... аэростатом.
Не странно ли, — почти шепотом продолжал он, голос его совсем сел, — лазеры, электроника — и рядом вот эта перкалевая «коломбина». — Он махнул рукой на зеленое поле, где, накрепко привязанный к земле штормовыми поясами, покоился аэростат. — Однако лучшего аппарата для подобного эксперимента, да и для многих других, не придумаешь. Ведь эта «птица» обладает по сравнению с самолетом изумительнейшим качеством: она может стоять в облаках, позволяя делать «площадки» хоть через метр. Беда только, что такие привязные аэростаты больше не выпускают. Забываются секреты сооружения их, и вот на всю страну остался один — у нас в ЦАО...
Понаблюдав за работой прибора и еще раз оценивающе оглядев небеса, Владислав Евгеньевич решил, что тянуть больше нечего и надо идти отстаивать свои права перед синоптиком, иначе разрешения на вылет не дождешься никогда.
— Мало, видно, она с диспетчерами ругалась, — ворчал он шепотом, поднимаясь по крутой деревянной лестнице на берег Сейма, где находился КП Рыльской экспедиции ЦАО.
Дождь прекратился внезапно. Облачность приподняло, небо посветлело, и над рекою тучею закружились сотни галок и ворон. Иван Александрович Шагин, в недалеком прошлом аэронавт, а ныне начальник старта, посмотрев на птичий хоровод, уверенно изрек, что погода разгулялась ненадолго, завтра опять польет дождь. Такого же мнения была и синоптик Люда Шуманова, хотя она и не верила в приметы. Она разложила перед Минервиным синоптические карты, только что принятые по фототелеграфу, и, не робея перед испытателем, спокойно объяснила, что один циклон действительно прошел, но второй на подходе. Затишье ненадолго, и вновь на высоте начнется ветер. Работать на аэростате будет опасно. При значительном давлении ветра, как известно, обтекаемая оболочка аэростата может вогнуться, получится так называемая «ложка», и тогда аэростат превратится в огромный парус, который никакому тросу уже не удержать.
— Но до сильного ветра, — убеждал Минервин, — по меньшей мере несколько часов, а возможно, и целые сутки...
Пилот-воздухоплаватель, Виктор Васильевич Трофимов, большелобый, удивительно спокойный человек, внимательно вглядываясь в карту, сказал, что, пожалуй, при такой обстановке осуществить подъем аэростата на несколько часов будет возможно. И, к нескрываемой радости Минервина, Люда на это согласилась.
Выпуск аэростата не такое простое, как казалось бы, дело. Прежде чем дать аппарату, наполненному газом, который легче воздуха, подняться, его надо попридержать. И для этого по инструкции требуется уйма народа, а Шагин располагал лишь двумя десятками человек — всей экспедицией ЦАО в Рыльске, включая научный состав. И он отправил гонцов во все уголки Рыльска.
— Тихоновна, — обратился Шагин к седоволосой женщине в солдатской зеленой куртке и сапогах, — пока мы тут людей собираем, спускайтесь на поле да осмотрите, все ли там в порядке.
Пожилая женщина согласно кивнула, потуже затянула концы красного платка и по деревянной лестнице, кратчайшей дорогой, направилась к аэростату. Я пошел вместе с ней.
Ксения Тихоновна Кондрашева была мастером-такелажником. Почти полстолетия проработала она с аэронавтами, участвуя в запуске многих воздушных кораблей. В тридцать восьмом году проводила дирижабль В-6, на котором в последний полет ушел ее муж — бортмеханик Николай Кондрашев. Дирижабль летел снимать со льдины отважную четверку папанинцев, но над Кольским полуостровом взорвался, столкнувшись с высокой вершиной горы Небло. Тяжело было горе тогда еще молодой женщины, но духом она не пала, не ушла из аэронавтики, продолжала готовить к запуску все новые летательные аппараты. По возрасту Ксения Тихоновна давно могла бы уйти на пенсию, но сидеть дома не желает и по-прежнему продолжает оставаться верной помощницей, правой рукой начальника стартовой команды.
Подойдя к аэростату, она обошла его, оглядела придирчиво со всех сторон. На серебристом боку его еще можно было разглядеть след пятиконечной звезды.
— Звезду он носил, — сказала Тихоновна об аэростате как о живом человеке. — Во время войны, когда корректировщиком был. В основном-то аэростаты как заградительные использовались. Их поднимали, чтобы фашистские самолеты не могли прорваться к городам, а этот с людьми поднимали, чтобы засекать вражеские батареи. Немало он на пользу людям тогда послужил. А после войны звезду сняли, на «гражданку» перевели, науке помогать стал...
Говоря так, она подошла к отдельно стоящей корзине. На ней были установлены различные приборы. Сняла с нее вымокший брезент: ни одна капля воды при этом не попала внутрь. Я заглянул в сплетенную из ивовых прутьев корзину, тая про себя давнюю мечту как-нибудь подняться в ней к облакам. Но увы! Там с трудом могли стоять два человека, и третьему в ней места просто не было. До чего же надо быть влюбленным в аэронавтику, чтобы провести в этом теснейшем сооружении почти без движения сутки, а то и двое!
Потом прикатили машины с наскоро сколоченной стартовой командой. Пустынный берег Сейма сразу оживился. Высокий Шагин, в шляпе и темной куртке, повертел головой, раскрыл широко рот, поймал ветер и сказал, что, раз в ушах не гудит, значит, ветер не сильный — всего метра четыре в секунду. Но, однако, всех призвал к вниманию и полнейшему подчинению его командам.
— Мы должны очень быстро осуществить поворот аэростата носом к ветру. Если замешкаться, ветер может погнать его в реку вместе с людьми. Однажды такое едва не случилось.
Шагин встал перед аэростатом, приказал рассредоточиться остальным по трое у поясных тросов, которые были закреплены за железные крючья, вбитые в землю, и, как дирижер, взмахивая длинными руками в перчатках, стал отдавать волнующие команды, привычные уху лишь аэронавтов.
— Снять штормовые, взять поясные, — командовал он. Аэростат приподнялся, его удерживали лишь тяжелые мешки с балластом да люди, повиснувшие на тросах. И в тот момент, когда балласт сняли и оставалось двинуться по кругу. Шагин гаркнул так, будто взял в руки мощный мегафон. Оказалось, один из новичков, принимавший участие в запуске, забыл снять свой трос с железного крюка. Но Тихоновна уже подоспела новичку на помощь, трос был отсоединен, и Шагин, взяв себя в руки, скомандовал разворот — аэростат застыл в нужном положении, носом к ветру. Его быстро прикрепили к тросу лебедки специальной машины. Расторопные бортаэрологи уже подтаскивали корзину, когда Ксения Тихоновна заметила в днище небольшую дыру. Полевые мыши, которых дожди и холода повыгоняли из нор, приняли аэростат за стог и устроили под ним жилье. Шагин чертыхнулся. Нужно было заклеивать дыру, а к аэростату уже подъезжала машина с пилотом-воздухоплавателем.
Трофимов чинно и неторопливо вышел из машины. Он был в полной готовности. В черном кожаном шлеме, шубе, желтых меховых штанах и рыжих собачьих унтах. Ему оставалось только пристегнуть парашют и отправиться в небо, но мыши едва не испортили торжественность ответственнейших минут. Пришлось воздухоплавателю расстегнуться и посидеть подождать.
С Трофимовым на аэростате поднимался Михаил Мезрин, молодой физик. Глядя на аэронавта, он пристегнул парашют, присел, пошевелил руками, и, когда Трофимов устроился в корзине, Миша, взявшись за тросы, с горделивым видом тоже взобрался туда.
И Миша и Трофимов только что стояли рядом с нами. Тут же стояли Шагин и Ксения Тихоновна. И вдруг люди бесшумно поплыли вверх — корзина закачалась над нашими головами. Серебристая сигара, распустившая хвостовое оперение, плавно уходила в небо. Еще несколько секунд — и она исчезла в серой облачной пелене.
Люди попрыгали в машины и уехали. На поле остались лежать балластные мешки. Стояла зеленая машина, от нее уходил трос в облака. Слушая команды Трофимова, сидевший у лебедки водитель то задерживал аэростат, то поднимал его до нужной высоты. Минервин сновал между вагончиком и прожектором, который прошивал сероватую мглу стремительными пучками света. Испытания начались.
Я представлял, как сыро и холодно сейчас в облаках. С аэростата, наверное, ручьями течет вода, людям там очень неуютно, но не мог отделаться от чувства, что все-таки сам бы не прочь оказаться сейчас на их месте. Была бы корзина на троих — без разговору улетел...
