Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1988 год
00.00.
Прохладный ветерок, набегавший с Токийского залива, раскачивал пузатые красные фонари «тетин» у фанерно-бумажных ресторанчиков. С 23 часов гаснет ослепительно яркая неоновая иллюминация на центральных улицах города (что ни говори, капиталисты рачительные хозяева), и он погружается в полумрак, прорезанный лишь нитями освещенных автострад. Мы брели по тротуарам, замусоренным и безлюдным, прислушиваясь к дыханию города. Он не спал и в этот полночный час. В подворотне группа молодых парней сортировала утренние выпуски газет. Когда пачки были аккуратно разложены, их погрузили на багажники велосипедов и помчали к адресатам. За поворотом бригада рабочих при свете прожекторов латала асфальтовое покрытие — днем это сделать невозможно из-за бешеного потока машин. Уличные бродяги деловито инспектировали содержимое баков, выставленных возле ресторанов. Некоторые из них громоздили на самодельные тележки горы картонных коробок, которые здесь охотно принимают в специальных пунктах. В часовом магазине дружно пробили, прозвенели, прокукарекали часы...
02. 00.
В сорока минутах ходьбы от Гиндзы за кварталами, отвоеванными у моря, начинается Токийский порт. Мы услышали издалека пыхтение лебедок и кранов, сопение сотен автопогрузчиков и автокаров, гудки теплоходов. У пакгаузов сновали докеры в желто-синих касках и жилетах. С панамского сухогруза сгружали древесину, с филиппинского — фрукты, с китайского танкера перекачивали нефть. По мере того как на бетонных причалах росли горы заморских товаров, увеличивалось и число «муравьев» в желто-синих касках, которые, орудуя мини-погрузчиками, набрасывались на них со всех сторон и растаскивали по пакгаузам. На громадной площадке, где плотными рядами теснились кубики контейнеров, тоже вовсю кипела работа: одни грузили на борт судов, другие — на автомашины, словно конвейерная лента, непрерывно подползавшие к терминалу.
— Сколько контейнеров вы обрабатываете за смену? — спросили мы у бригадира, лихо командовавшего разгрузкой американского судна.
— Примерно около полутора тысяч.
— А сколько человек в бригаде?
— Тридцать. Мы обеспечиваем весь фронт работ — от погрузки-разгрузки контейнеров до их сортировки и складирования. Правда, среди нас лишь восемь человек — постоянные докеры порта, остальные — поденные рабочие.
— Есть ли разница между вами и поденщиками?
— Да, и в квалификации, и... в зарплате. Простите, но мне нужно следить за работой,— извинился, отходя, бригадир, удивленно поглядывая на невесть откуда взявшихся ночных визитеров.
04.00
Если в Токийском порту работа идет круглосуточно, то на рыбном рынке она начинается задолго до рассвета. Когда-то здесь плескались волны Токийского залива. Но в XVII веке дно было поднято, и по соседству с Гиндзой возник гигантский оптовый рынок Цукидзи, что значит «осушенная земля».
Зрелище, открывшееся нам в предрассветные часы, было потрясающим. Сотни автокаров, тележек и тачек с удивительной в такой тесноте скоростью перевозили крупных тунцов, лососей и множество другой рыбы.
К пяти часам щедрые дары океана уже были разложены на прилавках. Сверкала медью чешуя свежей рыбы, переливались в садках перламутром раковины, будто сошли с полотен старых голландцев гигантские ярко-красные омары. В аквариумах плавали кальмары и креветки, а в плетеных соломенных корзинках ждала покупателей деликатесная икра.
Целый легион торговцев-оптовиков, многие из которых пришли сюда в полночь, чтобы проинспектировать улов и прикинуть цены, расположился в своих павильончиках. На их каскетках крупными иероглифами написаны названия фирм. Ровно в пять часов начались торги. На рыбные подмостки, тускло освещенные голыми лампочками, поднимаются распорядители аукциона.
— Року-року (шесть-шесть), року-ити (шесть и одна десятая), року-ни (шесть и две десятых)...— раздаются их размеренно-монотонные голоса. В ответ оптовики выбрасывают вверх пальцы, назначая свою цену, причем все это делается с такой быстротой, что на сделку уходит всего несколько минут.
Подобный бешеный темп — суровая необходимость. Ведь в торговых операциях на этом рынке ежедневно участвуют более 70 тысяч человек. Малейшая заминка — и последствия были бы весьма плачевными, если учесть, что через Цукидзи проходит 90 процентов морепродуктов, потребляемых жителями Токио. Их ежедневная стоимость — более 10 миллионов долларов. Заметим, что в среднем японец съедает более 50 килограммов рыбных продуктов в год.
Избыток ручного труда на рыбном рынке — некий анахронизм в индустриальной Японии. Тем не менее это прекрасно отлаженный человеческий конвейер, где все, что дает море, проходит сортировку через десятки рук и благодаря четкой специализации и высокому профессионализму каждого из звеньев, без промедления попадает на прилавок, правда, цена при этом возрастает в семь-восемь раз!
— Сегодня на рынок поступило неожиданно много рыбы,— огорченно поделился с нами пожилой рыбак из деревни Ураясу.— Этим воспользовались перекупщики, сбившие цены. Что ж, может быть, повезет в другой раз...
К восьми утра торги на Цукидзи были окончены. И на прилавках, словно по мановению волшебной палочки, появились горы аккуратных коробочек и пакетов с уже расфасованной рыбой и другими дарами моря.
09.00.
Думаем, в Токио с его городами-спутниками, насчитывающими более 20 миллионов жителей, не нашлось, кроме нас, никого, кто бы сразу же после рыбного рынка направился в «храм капитализма» — биржу. Массивное ультрасовременное здание биржи построено три года назад в районе Нихонбаси. В вестибюле звенящая тишина. Швейцар вопреки традиционной японской любезности едва удостоил нас кивка головы, указав путь к скоростным лифтам, в мгновение ока доставившим в «гостевой» сектор биржи. Там, с галереи, что нависает над залом площадью более полутора тысяч квадратных метров, мы смогли наблюдать «великое таинство», которое оказалось не под силу средневековым алхимикам: превращение бумажек в золото.
В центре зала расположены пять овальных площадок, окруженных барьерами. Это так называемые операционные посты. Вдоль стен амфитеатром установлены столы с телефонами и дисплеями — места брокеров, представителей маклерских компаний. Остальное пространство заполняла гудящая, как пчелиный рой, толпа «бадати» — молодых людей, которые с помощью совершенно непонятных для непосвященных знаков, подаваемых пальцами, практически осуществляют все сделки на бирже.
Насколько мы могли заключить из пояснений завсегдатаев-японцев на галерее, биржевая «кухня» в принципе проста. Когда маклерская компания получает от клиента приказ скупить или продать акции, она немедленно по телефону или через дисплей передает его брокерам в операционном зале. Теперь главное — как можно быстрее сообщить об этом лицу, регистрирующему сделки. Даже секунды промедления могут решать многое. Брокеры передают этот приказ бадати, одетым в темно-синие пиджаки. Шум не позволяет брокеру порой даже докричаться до «синих пиджаков». Тогда в ход идет отработанный язык жестов.
Но вот указание передано. «Синие пиджаки» срываются с места и устремляются к операционным постам, где сидят невозмутимые и сосредоточенные «саитори» — комиссионеры, перекупщики, одетые в коричневые пиджаки. Они и фиксируют поступивший заказ. Здесь же, на операционном посту, находятся специальные служащие биржи, следящие за правильностью работы саитори. В их задачу входит также ввод всей поступающей на пост информации в компьютеры, моментально выдающие данные на табло, размещенные по периметру зала.
Покидая биржу, мы купили свежие японские газеты. На деловых страницах сообщалось о курсах акций, прибылях крупнейших компаний страны. А в самом углу втиснулось крохотное сообщение: в возрасте 36 лет покончил жизнь самоубийством Наити Комура, который разорился на бирже.
10.00.
Наконец-то! Сквозь дымку облаков вновь выглянуло солнце, щедро рассыпав лучи по стеклянным фасадам зданий. Город заискрился красками, зазеленел островками скверов и парков.
Который час мы бродим по улицам, а на туфлях практически нет пыли. Что же, выходит, наши коллеги, ярко описавшие токийский невыносимый смог и мертвые реки, преувеличивали?
За ответом мы решили обратиться в столичный муниципалитет.
Нас принял заместитель начальника отдела по охране окружающей среды Тихара Симадзаки. Он рассказал, что и смог, и загрязнение токийских рек, в коих исчезла рыба, и вырубленные зеленые насаждения — все это имело место в 50-х и 60-х годах. Три крупнейшие реки столицы — Тама, Канда и Сумида — стали тогда жертвами процесса индустриализации и оказались настолько загрязнены, что в городе создалась угроза нехватки воды. Токийский залив в конце 60-х годов также превратился в «мертвое море».
