Отвергнутая. Игрушка для Альф - Рин Рууд
— Нам, наверное, стоит представиться, — тихо отвечает Эрвин.
— Я знаю, кто вы, — цедит сквозь зубы мама. — Зачем явились?
— Как-то невежливо разговаривать с нами через порог, — недовольно вздыхает Эрвин. — Ну, допустим, — мама отступает.
— Нет, — шепчу я, — не впускай их. Мам…
Вваливаются в дверь, оправляют сюртуки за лацканы, и Анрй вскидывает в мою сторону руку:
— За ней и явились.
— Наша она, — Эрвин расплывается в улыбке и деловито скрещивает руки на груди, а я пячусь в угол.
— Ваша? — мама копирует позу Эрвина. — Вот как. Она вам, что, вещь?
— Мы точно вам не нравимся, да? — Анрей вскидывает бровь.
— Нет, не нравитесь.
— Зато, наверное, очень нравился бывший жених Тинары, да? — Анрей ревниво щурится.
Мама вскидывает подбородок. Да, к Мальку она тепло отнеслась и не увидела в нем жестокого урода, который хотел использовать нас всех.
— И волчье чутье может подвести, — глухо отвечает мама. — Но этот мерзкий говнюк в прошлом, как и вы двое.
— А вот и нет. Ничего мы не в прошлом, — Эрвин скалится в улыбке. — Без нашей волчицы с золотыми глазами никуда не уйдем. Наша она.
У меня сердце ухает в пятки от его слов, затем рывком возвращается в грудь и оглушает частыми ударами.
Когда Анрей переводит на меня взгляд, сияющий голубым огнем, я прячу руки за спину. Его зверь высматривает в моих глазах волчицу, но она спит под силой амулета. Он опускает взор, недобро хмурится и шепчет:
— А у нас цацка зачарованная. Волчицу давит.
— А я-то думал, — Анрей тоже направляет цепкий взгляд на амулет, — что это наша девочка не рычит и глазками не стреляет.
— И вопрос зачем? — Эрвин делает шаг ко мне. — Тина.
— Отстань, — голос срывается в истеричный писк.
— Мальчики, оставьте нас… — шепчет мама.
— Нет, — глухо рычит Анрей, и от его рыка трещать доски пола.
Мама медленно выдыхает, с отчаянием вглядываясь в его глаза, и я понимаю, что у нее не будет столько сил, чтобы пойти против воли Альфы. Она сейчас и слова не сможет сказать.
— Что ты скрываешь, Тина? — ласково шепчет Эрвин, всматриваясь в мое лицо, и доска под его сапогом тихо поскрипывает. — Милая моя девочка… Нет… Наша милая девочка.
— Не говори так, — сипло отзываюсь, и у меня дрожат пальцы. — Я не могу быть вашей девочкой. Это ведь неправильно.
— Неправильно? — Анрей тоже делает шаг в мою сторону, и мама опускает взгляд, тяжело вздохнув. — Придумаем новые правила, чтобы все стало правильно. Мы скучали, Тина.
— И не должны были отпускать.
— Мам.
— Да поздно мамкать, — тихо и ласково говорит мама.
— Нет, не должны были отпускать, — Анрей соглашается с Эрвином. — И теперь не отпустим.
Их глаза разгораются ярче. Пробиваются сквозь чары в мои мысли своей тоской и теплой радостью, что вновь рядом со мной, и ищут тень волчицы, чтобы она почувствовала их. Они открываются передо мной, приглашают коснуться и их души и зверя.
Тихий треск. Зачарованный кровью хрусталь идет трещинами и в следующее мгновение осыпается красной крошкой под ласковым рыком Анрея и Эрвина.
И моя волчица пробуждается.
Глава 57. Я вам устрою!
Зачарованный хрусталь осыпается под ласковым рыком Анрея и Эрвина, и меня волной уносит в их мысли.
Они не отпустят меня, а решу сбежать, то кинутся по следу. И в шкуре зверя, и в облике человека, ведь без меня ждут их одинокие холодные ночи. И преследовать меня они готовы до и после смерти. Если не в этой жизни будем вместе, то в следующей.
В молчании наши мысли переплетаются в один поток, в который ныряет крохотная искорка. Она разгорается, и на мгновение вспыхивает призрачным волчонком. Я отшатываюсь и вжимаюсь в угол.
Лица у Анрея и Эрвина недоуменные и растерянные. Переглядываются, а затем смотрят на меня в ожидании ответа.
— Ягодка, — хрипло шепчет Анрей. — Ты…
— Ты…
— Я иногда забываю, насколько тупыми могут быть мужики, — бурчи мама, подхватывает ящик и шагает прочь. — Пока они поймут, ты уже родишь, Тина.
— Мам… — шепчу я и закусываю губы, когда близнецы опять переглядываются.
И да. В их головах рассосались все мысли. Спроси их сейчас, кто они и как их зовут, не ответят.
— Родишь? — шепотом спрашивает Эрвин.
Я киваю, а мама в глубине дома громко и разочарованно вздыхает:
— Зря мы боялись, что они что-то прочухают.
— Это после пирожных… — шепчу я. — После той последней ночи…
Мне кажется, что я аж чувствую, как напрягаются их извилины в черепной коробке, пытаясь осознать происходящее. Они выпали из реальности.
Медленно выдыхаю и хватаю их за руки. Прижимаю их руки к своему животу, и закрываю глаза, нырнув под тень волчицы.
Мокрый волчий язык, слепой недовольный волчонок, солнечные лучи и ароматы хвои и влажного мха.
— Я беременна, — едва слышно отвечаю я, — от Эрвина…
Затем я вздрагиваю от громких и диких возгласов. Приоткрываю один глаз. Анрей с хохотом толкает Эрвина в плечо:
— У нас пацан будет! Пацан! Охренеть! Мы папками будем!
Затем они кидаются друг на друга, со смехом взъерошивают друг другу волосы, обмениваются ударами по груди и плечам.
— Сами еще дети, — из-за косяка выглядывает недовольная мама.
Затем они вскидывают лица к потолку и с восторгом воют. Через секунду я и сам им подвываю.
— Иди сюда, — Анрей рывком привлекает меня к себе, и я через секунду задыхаюсь от поцелуев и объятий.
— На это я смотреть не буду, — фыркает мама и исчезаем в коридоре. — Самое время вспомнить о смирении, принятии и о том, что мудрая и хорошая мама, а мудрая и хорошая мама счастлива, если счастлива ее дочурка. Что ж поделать. Будет два зятя. Переживу.
— У нас мальчик будет, — Эрвин обхватывает мое лицо и хрипло повторяет. — Мальчик.
— А, может, девочка? — сипло отзываюсь.
— Мальчик, — Анрей рывком разворачивает меня к себе и вглядывается в мое раскрасневшееся лицо. — И девочка тоже будет. обязательно будет. Как же без дочки. Дочка от меня будет.
Поскрипывает дверь, и заходит папа:
— Все! Девочки, можно вещи грузить!
А потом он замечает меня, Эрвина и Анрея. Замирает, хмурит рыжие брови и недобро щурится:
— Ах вы, поганцы.
Эрвин первым получает кулаком в челюсть. Я взвизгиваю, и папа разворачивается к Анрею, чтобы и его одарить приветственным ударом в нос, который хрустит и брызгает кровью.
— Папа! — я кидаюсь к нему. — Не надо!
Эрвин с хрустом вправляет челюсть, сплевывает кровавую слюну и выдыхает:
— Хороший удар.
— Отойди! — папа отталкивает меня в сторону и опять с рыком бросается
