Лидер - Иоланта Палла
Изображение настолько четкое и неприятное, что я до крови прикусываю нижнюю губу. Перед глазами расплываются очертания предметов. Чертовы слезы! Чертова боль! Проклятая обида, разъедающая мое сердце. Мне плохо до такой степени, что я готова расправить руки, как крылья, и разлететься на куски, словно вампир, которого выставили на дневной свет. Так ведь в жалких фильмах ужасов бывает? На части. До кровавых брызг. В пепел.
Самое подходящее описание для состояния, в котором я пребываю уже несколько часов после встречи с Машей. Когда её образ всплывает перед глазами, я на автомате прикасаюсь пальцами к обесцвеченным прядям, которые невесомым каскадом спадают на плечи, и цепенею от ужаса. Я теперь похожа на нее… Тугой ком в горле разрастается и мешает процессу дыхания. Я нервно смахиваю слезу со щеки и чувствую легкое головокружение, потому что накрутила себя, как ненормальная.
Понимаю, что Лёня не обозначал довольно нескромные поцелуи, как отношения, но внутри что-то с грохотом разбивалось, стоило представить, что он и Маша до сих пор встречаются. ТАКИМИ взглядами они обменивались, что неловко становилось всем присутствующим, и от этого больно. Будто изнутри в каждый несчастный орган втыкали острый неровный осколок стекла и медленно прокручивали его против часовой стрелки, выпуская кровь наружу. Я же не могла так тупо вляпаться в сводного брата? Или…?
От собственного морального убийства отвлек стук в дверь. Меня резко бросило в жар, и щеки запылали, но вместо долгожданной встречи с Леонидом я получила мамино общество.
— Можно? — спросила она, оставаясь на пороге, и держала дверную ручку, пока я давилась разочарованием.
— Ты уже вошла, — по правде мне не хотелось находиться в одиночестве. Мысли не давали покоя, и я уже не могла адекватно реагировать на происходящее. Хотя я и до этого момента не отличалась сдержанностью.
— Ярочка, — мама тихо прикрыла дверь и подошла ко мне, опускаясь на колени перед кроватью, — Семён рвет и мечет.
— Из-за машины? — глухо отозвалась. — Прости, я хотела последний раз прокатиться и вернуть ему ключи.
— Ой, брось! Что опять началось?! — мама кривится, но тут же берет мои руки в свои теплые ладони и печально улыбается. — Он из-за вандалов этих места себе не находит. Поднял все связи нашел-таки виновницу.
— Что? Виновницу?
Кажется, удивлять меня уже нечем, но рот открывается, и слова стопорятся на кончике языка. Какая еще виновница?
— Та девочка, что была с Пашей, — мама с полуулыбкой протягивает правую руку и пропускает через пальцы мои волосы, — ревность, дочка, толкает людей на безрассудные поступки, — она тяжело вздыхает, — тебе очень идет, но выглядишь слишком взрослой. Никак не могу привыкнуть, что ты уже не маленькая девочка. Перестань переживать, — она поднимается и садится рядом со мной, — Семён разберется.
Разберется. Семён разберется. А как же…?
— А Лёня? — не решаюсь повернуть голову и посмотреть маме в глаза, чтобы не выдать себя. По телу пролетают лихорадочные вибрации. Он же сказал, что…
— Хм, Леонид уже уехал, — слышу, словно шумовую завесу.
— Как уехал? Куда?
Еле шевелю губами, чувствуя, как от лица отливает кровь, а вместе с кислородом я поглощаю что-то смертельное. Иначе как объяснить ужасное жжение в районе легких? Они болезненно сжимаются, и дыхание прекращается.
— Так, — слышно, что мама теряется от моего вопроса, но тут же берет себя в руки, — к себе. Сказал, что дела не ждут.
Я подлетаю с кровати, словно ужаленная, и несусь в комнату сводного. Залетаю и часто дышу, осматривая каждый угол. Мама с хмурым видом наблюдает за моими метаниями и складывает руки на груди.
— Яра, что происходит?
Я останавливаюсь посередине комнаты и отворачиваюсь в сторону, чтобы мама не увидела, как слезы скапливаются в уголках глаз.
— Я расстроилась из-за машины. Паша лез ко мне со своими извинениями, мам. Я хотела Лёню поблагодарить за то, что приехал за мной и не отказал, — шумно сглатываю и сжимаю руки в кулаки, чтобы не разреветься, как глупая малолетка, которая втюрилась в своего сводного брата.
Я разберусь. Говори адрес.
Его слова лавой сжигают все мосты, которые нас соединяли.
Я разберусь. Говори адрес.
— Можешь позвонить ему, — мама говорит ровно и спокойно, а вот мне никак не удается совладать с триггером в душе, — Лёня машину твою пригнал. Колеса, как новенькие, а Сёма с девчонкой разобрался. На какой-то камере из соседнего здания попалась.
— И что с ней сделали?
— Провели воспитательную беседу, — мама выходит в коридор и уже оттуда говорит, — спускайся вниз. Я тебе чая заварю с мятой. Успокоишься. Заодно поговорим о бунте, который ты устроила.
Ничего ей не отвечаю и стою на месте, словно ноги приклеили на суперклей.
Он уехал и не попрощался…
Оставил меня здесь одну…
Сначала осчастливил, а потом ударил побольнее…
Я еще раз пробегаю взглядом по комнате. Губы дрожат. Ноги ватные. Опускаюсь на пол и смотрю на свои пальцы. Я борюсь с желанием позвонить Лёне или написать что-то гневное, чтобы пристыдить, уколоть, ударить морально, но побеждает разум, окатывая отвратными воспоминаниями.
Ты подросла, сестренка, а у меня, знаешь ли, физиология срабатывает.
Физиология, блин, у него! А у меня до сих пор губы припекает, и в груди, словно воздушные шарики лопаются, когда воспроизвожу в памяти наши горячие поцелуи.
