Выскочка, научи меня плохому - Иоланта Палла
Я кивнула и провела рукой по щекам, убирая предательскую влагу. Пока бабуля возилась в кухне, я сняла куртку и повесила ее в шкаф, затащила чемодан и рюкзак к себе в комнату и направилась к столу. От стряпни Илоны Львовны исходил невероятный аромат, пробудивший мой спящий желудок. В груди защемило ото осознания того, насколько сильно я соскучилась по бабушке. Жаль, что в моменты расставания понимаешь, как тебе дорог человек.
— Как отдохнула, бабуль? — Спросила ее, отпивая горячий чай.
— Ты мне зубы не заговаривай, — махнула она рукой, устраиваясь напротив меня, — о моем чудесной отдыхе, Господи прости, поговорим позже. Что с тобой стряслось? Почему такая серая? По чемоданам понятно, что мой любезный сын тому виной, так?
— Почти… — Тяжело выдыхаю, отставляя чашку в сторону.
Времени не так много на душевные разговоры, ведь мне нужно встретиться с Янкевичем. Рассказываю о беседе с отцом, об открывшейся правде и трагедии с ребятами. Илона Львовна качает головой и шумно вздыхает. Она знакома с Лешей и Степой, поэтому еле сдерживает слезы. Меня тоже разрывают эмоции. Снова…
Но приходится брать себя в руки и, толком не перекусив, ехать в клуб. Бабушка качает головой, не поощряя мои разъезды, только удерживать не пытается. Она никогда не заставляла меня ей подчиняться, и это было огромным плюсом.
Обещаю ей вечером поговорить без спешки и снова вызываю такси. Тело гудит от слабости. Наверное, сказывается отсутствие нормального питания. Пока машина движется в направлении клуба, снова думаю о Максе и о Богданове. Нужно срочно поговорить с бабушкой и Кругловым. С операцией для Леши тянуть нельзя.
Янкевич встречает меня хмурым выражением лица и указывает на диванчик у стены. Я нервно сжимаю курку пальцами, готовясь все объяснять, но он уже осведомлен.
— Не трудись, девочка, я уже в курсе того, что произошло, и поверь, за своих ребят глотки перегрызаю. — Олег расстегнул пуговицу на вороте рубашки и повертел головой, разминая шею, пока я не отрываясь смотрела на него и ждала дальнейших слов. — Говорил же идиотом, что добром не кончится. Машину проверили. Вроде как тормозную систему повредили. Действовал точно не профессионал, по камерам отследим, надеюсь. Максим всегда ставит машину под наблюдение. Умный парень. — Говорил коротко, но довольно понятно, Янкевич, а мне оставалось лишь кивать. — Что у Макса с телефоном? — Я только рот открыла, чтобы ответить, но мужчина махнул рукой. — Не важно. Восстановит. Он в городской, насколько я знаю? — Киваю в ответ, а Олег достает из ящика стола пачку сигарет и зажигалку, немного нервно срывает пленку и достает одну сигарету, усмехается и прикуривает. — Бросил же. — Указывает на дым, который выпускает изо рта. — Кто у Степана остался? Родственники?
— Бабушка с дедушкой. — Сиплю, а Янкевич кивает на листы бумаги, что лежат справа от его руки.
— Черкани адресок и имена. Помогу им, чем смогу. — Поднимаюсь и дрожащей рукой пишу адрес Вольных. — С Максом свяжусь через тебя, ну или в больничку заеду, если успею. Так и передай.
— Я хотела спросить, — выпрямляюсь и смотрю на Олега, который откидывается на спинку кресла, скрещивая руки на груди, — Леша… У него травма позвоночника, нужна операция…
— Я сказал, — произносит твердо Янкевич, — своим ребятам помогаю. Можешь не беспокоиться, девочка. Лучше друзей поддержи. Им сейчас тяжело не только физически.
Проглатываю ком в горле и киваю в ответ. Беседа с Олегом добавляет еще один камень на сердце. Я снова думаю о Богданове. На эмоциях сажусь в автобус, который проезжает мимо городской больницы. Хочется вновь увидеть Максима, хотя бы на минутку. Убедиться, что с ним все в порядке, и попробовать пробраться к Леше.
Последнее оказывается недостижимым, потому что стоит мне появиться около палаты, как из нее выныривает Света.
— Даже не смей, поняла?! — Рычит на меня она, толкая ладонями в плечи, от чего я отшатываюсь и с непониманием смотрю на нее.
— Я хочу узнать, что с Лехой, и ты мне никак не помешаешь.
— Ошибаешься, Лиля, ты не представляешь, как ошибаешься. Во-первых, он спит, во-вторых, после того, что произошло, можешь забыть об этой дружбе. Имей совесть, не появляйся ему на глаза. Леше и так тяжело по твоей милости.
— Свет… — Произношу угрожающе, не обращая внимания на то, как к нам приближается медсестра.
— Я тебя предупредила. — Сестричка часто дышит, а я невольно подмечаю бледность ее лица и припухшие от слез веки.
Злость испаряется, и ее заменяет жалость. Впервые так происходит. Я отступаю назад и сталкиваюсь с медсестрой, которая по-хамски выпроваживает меня из отделения, где, по ее словам, нас быть не должно. Вот только Света остается в коридоре, а я смотрю, как дверь перед моим носом закрывается, оставляя палату друга и расстроенную сестрицу скрытыми за больничными стенами.
Глава 22
Максим
Натягиваю на себя черные вещи и смотрю в зеркало без радости. Повода улыбаться нет. С больнички меня еле отпустили. Бабки, естественно, творят чудеса, вот и в этот раз пригодились. Я долго думал, стоит ли мне посещать похороны Степы, и, конечно, другого выхода не было. Эти дни шел снег. Погода за окном была не просто противной, а гадкой ровно так же, как и эмоции, утяжеляющие груз на душе.
После того, как очнулся и узнал, что Вольный умер, много раз прокрутил ситуацию с ремнем. Я ведь мог настоять…
Корил себя за то, что в очередной раз случай распорядился так. Рядом со мной погиб человек, который уже успел стать мне близким, несмотря на недлительное общение. Он был слишком лучезарным и добрым. Такие, как я заметил, всегда уходят рано, и чертова судьба не спрашивает ни у кого разрешения.
Янкевич усилил мое чувство вины тем, что рассказал о проведенной экспертизе. Кто-то намеренно испортил тормозную систему в Бэхе. По одной из камер нашли парня, засветившегося поблизости с автомобилем, и его уже конкретно прессанули. Понятное дело, что концов не нашли. Его наняли, заплатили за работу, и даже ясно, почему он согласился. Сидел на дозе.
Только самое главное, что если бы Вольный пристегнул гребаный ремень, то остался бы в живых, как минимум. Были бы тяжелые травмы, но его бы не выбросило через лобовое. Черт!
Сдернул с шеи идиотский галстук, чувствуя, что голова начинает раскалываться