Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 09

Чтобы противостоять окончательному разрушению России, нужно решительное освобождение от федерализма в интересах всех народов, её составляющих. Потому, при всём неприятии нынешней российской власти, нужно приветствовать её попытки мягкой «губернизации» России. Хотя на этом пути нас могут ждать немалые экономические и социальные потрясения. Тем не менее, освобождение от федерализма — это единственный путь если не национального, то хотя бы территориального государственного суверенитета России.

И последнее, может, самое неприятное, касающееся нашей славянской сути. Вспомним гражданскую войну в России. Да, организовали ее нам извне, комиссарили над нами в основном тоже чужие. Но уничтожали-то мы друг друга сами, и с каким-то сладостным остервенением: и красные, и белые.

Мы знаем, что Югославия во время Второй мировой войны понесла самые страшные потери. Большинство из нас считает (по крайней мере, так было в наших учебниках), что весь югославский народ вместе с братским советским народом дружно поднялся на борьбу с немецкими захватчиками. Из горькой книги Веселина Джуретича мы узнаем, что из 2 миллионов погибших во Второй мировой войне сербов только 200 тысяч погибли в боях с немецкими оккупантами, 1,5 миллиона было убито братьями-славянами — хорватскими сепаратистами и еще 200 тысяч — «революционными экстремистами» Тито. Ну и сербы, само собой, не букетами цветов отвечали на зверства тем и другим и немало к тем 2 миллионам славян добавили.

Такая вот страшная статистика заставляет, по крайней мере меня, задуматься над мистическим фактом: случайно ли Бог в своё время развёл нас в истории, сначала на западных, восточных и южных славян, и мы по сей день всё продолжаем делиться на новые и непременно великие «народы»?

Выше я уже писал, что книга Веселина Джуретича «Развал Югославии» принципиально издана им на русском языке и в Москве, в надежде, чтобы как можно больше русских людей, болеющих за будущее России, прочли её. Из страшного, кровавого развала братской Югославии мы должны извлечь уроки.

КРИТИКА

Андрей Баженов

ТЕРРОР: ИСПОЛНИТЕЛИ И ВДОХНОВИТЕЛИ

У дедушки Крылова, нашего литературного патриарха и великого русского мудреца на все времена, есть басня «Сочинитель и Разбойник». Басня о том, как в ад после смерти угодили два грешника: разбойник с большой дороги и известный уже тогда во всей Европе писатель-философ Вольтер:

…Он тонкий разливал в своих твореньях яд,Вселял безверие, укоренял разврат,Был, как Сирена, сладкогласенИ, как Сирена, был опасен…

Кощунственное Вольтерово остроумие в свое время осудил Грибоедов: «…обманчива самая та цель, для которой он подвизался… — колебание умов ни в чем не твердых». Осудил Пушкин: «…разрушительный гений… все высокие чувства, драгоценные человечеству, были принесены в жертву демону смеха и иронии, греческая древность осмеяна, святыни обоих заветов поруганы…». Осудили Гончаров, Островский, Достоевский — по сути, все большие русские писатели. Со спокойной, ледяной иронией столкнул Вольтера с пьедестала в прах Иван Бунин (рассказ «Суета сует»).

Но при всем при том в кругах иных интеллектуалов Вольтер и поныне является безусловным кумиром — символом житейской мудрости и остроумия. И водрузить на почетное место (рядом с «чугунной куклой» Наполеона) известный его мраморный бюст, запечатлевший тонкую скептическую усмешку над миром, и ныне считается хорошим тоном. (Ну действительно, не на икону же Богородицы «прогрессивному человеку» молиться!..)

Но вернемся к басне. Как известно, «в аду обряд судебный скор». Грешников подвесили в чугунных котлах и развели под ними огонь. Под котлом разбойника, убивавшего и грабившего на большой дороге, запылал жаркий, но недолгий костер. А вот к остряку-философу служители преисподней отнеслись куда более внимательно. Сварить в одночасье — это было бы для него незаслуженно мягкой карой. Сочинитель, естественно, возроптал: он, мол, «…ежели писал немножко вольно, / То слишком уж за то наказан больно; / Что он не думал быть разбойника грешней…». Но на все его попытки смягчить посмертную участь и выклянчить себе амнистию исполнительница приговоров Мегера резонно заметила:

…Ты ль Провидению пеняешь?И ты ль с Разбойником себя равняешь?Перед твоей ничто его вина.По лютости своей и злости,

Он вреден был, пока лишь жил;А ты… уже твои давно истлели кости,А солнце разу не взойдет,Чтоб новых от тебя не осветило бед.Твоих творений яд не только не слабеет,Но, разливаяся, век от веку лютеет.Смотри (тут свет ему узреть она дала),Смотри на злые все делаИ на несчастия, которых ты виною!Вон дети, стыд своих семей, —Отчаянье отцов и матерей:Кем ум и сердце в них отравлены? — тобою…Не ты ли величал безверье просвещеньем?Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облекИ страсти и порок?И вон опоена твоим ученьем, там целая странаПолна убийствами и грабежами, раздорами и мятежамиИ до погибели доведена тобой!В ней каждой капли слез и крови — ты виной…

Может быть, прав мудрый дедушка Крылов?.. Может быть, действительно непосредственные исполнители терактов, которые подло, коварно, мерзко, по-звериному, но все-таки в открытую творят свое чудовищное конкретное зло, менее опасны, чем те, которые, оставаясь в тени, сочиняют, стратегически разрабатывают, заказывают и оплачивают эти самые теракты, а самое главное — умеют разного рода «невинными», «неподсудными» методами незаметно превращать человека в агрессивного зверя, который всегда готов на любое кровавое преступление?.. Вряд ли исполнители злодеяний в своем большинстве уже родились террористами.

Исполнители хотя бы собственной жизнью, как правило, расплачиваются за содеянное. А сочинители? А те, кто нравственно подготавливает и провоцирует террор, кто воспитывает и формирует сознание потенциальных террористов?.. Сидят себе где-нибудь на вилле у телевизора и тонко-скептически, по-философски усмехаются над глупым скорбящим миром. А возможно, и тех же самых террористов с трибуны клеймят… (А что их клеймить попусту, когда просто действовать надо. А как действовать — известно со времен Ермолова, Скобелева…)

Впрочем, когда сегодня перечитываешь Вольтера, Дидро, Руссо, Гельвеция и иных идеологов — зачинщиков Великой французской революции XVIII века, то какими же они порой кажутся невинными! Куда там пересмешнику Вольтеру, свободному от «предрассудков» — совести, нравственности, чести, верности, долга, патриотизма, — куда ему, старику, до иных бодрых, уверенных, раскрепощенных особ, во власти которых определять сегодня содержание телепрограмм. Даже в самые черные траурные дни, дни народной скорби, — не устыдятся, не постесняются… Пощелкаешь пультом — все та же пошлая реклама, мерзкие шуточки и каламбуры, все так же гремят и пляшут на гробах размалеванные черти… Ни тишины, ни грустной мелодии — грохот и ритм, ритм и хохот… Смешным и наивным кажется Федор Михайлович Достоевский, который укорял когда-то Афанасия Фета за то, что тот мог писать стихи о любви и природе после Лиссабонского землетрясения, когда в далекой Португалии погибли люди…

Человечные стихи Юлии Друниной утверждали и утверждают в мире светлое начало, чистый, справедливый идеал. Юной девочкой-медсестрой она когда-то ушла на фронт:

Я ушла из детства в грязную теплушку,В эшелон пехоты, в санитарный взвод.Дальние разрывы слушал и не слушалКо всему привыкший сорок первый год…

Ей непосредственно, в полной мере пришлось испытать весь ужас кровавой схватки с озверелым немецким фашизмом:

Я только раз видала рукопашный.Раз — наяву. И тысячу — во сне.Кто говорит, что на войне не страшно,Тот ничего не знает о войне.

Она осталась жива. Она достойно жила и достойно творила. Но вот в стране началась перестройка 1990-х, и умники, свободные от идеала, благодарности и сострадания, на ее глазах развалили страну, которую ее поколение такой ценой отстояло в страшной кровавой битве. Юлия Друнина не вынесла унижения народа, нравственного хаоса, цепи бесконечных катастроф, лжи и цинизма в эфире… Она покончила с собой, хотя была она очень русским человеком, а значит, человеком православного мироощущения, и потому не могла не понимать, к какому страшному греху толкают ее надломленность и безысходность… Никогда бы ни на что подобное не решилась бы она на войне. Ни при каких обстоятельствах. Но, наверное, побывать наяву в гуще рукопашного боя с немцами юной девочке было не так страшно, как взрослой, опытной, зрелой женщине наблюдать то, что творит в России самозванная демократия. Вероятно, для нее фашистские изверги, которые шли убивать с оружием и открытым забралом, были не настолько страшны, нежели те, кто с «веселым» напором, «свободно» и «бесконтактно», уничтожали на ее глазах тело и душу ее народа. Уничтожали процентом с капитала, телевизионными шоу, разрушительной инфор-мацией… Там, на войне, можно было стрелять, бить штыком в рукопашной, и это было почетно, было подвигом. А теперь… Любой протест тут же топится в потоках демагогии и клеветы. Поднимешь голову — саму фашисткой назовут, освободительницу. Безысходность…