Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 06

Лица у тех, кто в рядах, — серьезные. Они догадываются, что в ящиках.

— Фантастика опять.

А вот уроки эльфийского — не фантастика.

И компьютерные психотесты на содержание у тебя хоббичьих, гномичьих и эльфийских генов — не фантастика.

И когда множество народу со всей России бегает с топорами и мечами по лесам, изображая из себя хоббитов с эльфами — это тоже не фантастика.

Как это могло произойти? Чего же такого заложил Толкин в свои вещи, что сводит наших людей с ума?[59]

Данная статья является попыткой ответа на этот вопрос.

Когда среди толкинистов заходит речь о причинах популярности творений Профессора, обсуждение вскоре приобретает настрой, хорошо передающийся в приводимой ниже цитате.

«…иногда кажется, что переводчики действуют в рамках орковских инструкций, с теми же ограничениями, но и с тем же непонятным желанием поглумиться. Но хоббиты в конце концов сбежали и вышли из окружения несломленными. Так и книги Толкина, несмотря на все помянутые недостатки переводов, получили огромную популярность у русского читателя, а герои пользуются настоящей народной любовью».

Налицо появляются, во-первых, глумящиеся переводчики, во-вторых, — замечательные книги Толкина, которых им не удалось окончательно испортить.

Поскольку отечественный толкинизм обязан своим возникновением переводам В. Муравьева и А. Кистяковского, вышедшим ранее всех в издательстве «Радуга», то, в рамках поставленной задачи, показать, как и над чем «глумятся» переводчики мне представляется логичным именно на их примере.

Если вы имеете обыкновение не пропускать при чтении предисловий, то можете узнать из «Предыстории» В. Муравьева, что Толкин написал свою первую средиземскую книгу «для того, чтобы… (это он в письме) можно было ее просто посвятить Англии, моей стране». А после прочтения «Предыстории» вам станет ясным, что долгая работа автора над миром Средиземья привела к тому, что история, названия, фольклор и речь сказочных народов несут там глубокую смысловую нагрузку.

Надо теперь сказать, эти две вещи связаны. Ох-х, и как же они крепко связаны! Настолько крепко, что у жителя восточных земель (читайте — Ostland) при чтении оригинальных текстов мороз по коже пробегает.

Впрочем, будем осторожны.

Приступая к анализу текста, имеет смысл выяснить серьезность авторских намерений. Иначе можно сделать массу далеко идущих выводов на основе сказки типа «Курочки Рябы».

Толкин в предисловии к «Властелину Колец», адресуясь к критикам, пишет:

«Я недолюбливаю аллегорию во всех ее проявлениях, недолюбливаю в особенности с тех пор, как состарившись, стал подозрителен и легко обнаруживаю ее присутствие. Мне больше нравится история, правдивая или вымышленная, с ее разнообразной применимостью к мыслям и опыту читателя. Мне кажется, что многие склонны путать применимость с аллегорией, однако, если первое означает свободу читательского воображения, то вторая полностью зависит от взглядов и пристрастий автора».

К сожалению, в чем именно автор видел разницу между «аллегорией» и «применимостью» на уровне текста из фрагмента понять невозможно. Высказываться же более определенно он в предисловии нужным не счел.

Попробуем выяснить это, используя другие источники.

Из работы С. Килби «Толкин и Сильмариллион» (2), содержащей личные впечатления автора от общения с Профессором, можно узнать следующие подробности:

«В телефонном разговоре с Толкином Генри Резник спросил, что было к западу от Руна и к югу от Харада, на что Толкин ответил — Рун по-эльфийски Восток. Азия, Китай, Япония и все то, что люди на западе считают очень далеким. А южнее Харада Африка, жаркие страны. Тогда Резник поинтересовался: «В таком случае Средиземье, это, должно быть, Европа?» И Толкин ответил: «Да, конечно…»

«…Когда я спросил его, были ли хоббиты в более ранних эпохах, он ясно ответил, что тогда их не было, потому что хоббиты — это англичане».

«Еще он рассказывал об одной старой мельнице в Бирмингеме, где жил мальчишкой, как о Ширской и был польщен замечанием, что ее стоило бы сохранить».

«Профессор Толкин выразился предельно ясно в отношении природы Гэндальфа. На мой вопрос он, не колеблясь, ответил: «Гэндальф — ангел».

В своей «Мифологии Средиземья» (3) Рут Ноэл также вполне категорична:

«Толкин оправдывает использование имен и сюжетов из мифологии во «Властелине Колец» на том основании, что в романе описываются реальные события, не ставшие достоянием исторических хроник».

Таким образом, не будет ошибкой принять, что во «Властелине Колец» автор все-таки выразил свое отношение к реалиям нашего мира.

Я бы предложил уважать волю Толкина и не называть это аллегорией. Назовем это символизмом, или применимостью, или как вам угодно.

«…сколько ни отнекивайся Толкиен, а «хоббит» все-таки сокращение двух слов ho(mo) (лат.), «человек» + (ra)bbit (англ.), «кролик».

Геополитические воззрения Толкина укладываются в стройную, внутренне непротиворечивую систему. Преследуя при написании «Властелина Колец» цели, главным образом, дидактические (4), он постарался, чтобы эта система легко прослеживалась даже при самом поверхностном прочтении его романа.

Именно благодаря этому для человека, знакомого с оригинальным текстом, следы ее присутствия еще угадываются в переводе. (Хотя, признаться, это больше напоминает метод реставрации вымершего животного по Кювье — знаете, когда берется кость, и по ней восстанавливается прижизненный облик ее обладателя.)

Для тех же, кто с оригиналом не знаком, ее существование после прочтения переводов В. Муравьева и А. Кистяковского так и останется загадкой.

Такие читатели, конечно, обратят внимание на то, что плохое в романе исходит с востока, а хорошее с запада. Но всякий раз при этом повествование будет носить либо совсем уж сказочно-несерьезный оттенок, либо заботливые[60] переводчики будут предлагать свое тому объяснение, следя за тем, чтобы доза идеологической нагрузки в тексте не была способна потрясти даже самую тонкую психику.

Сильно англизированное описание Шира в авторском тексте с самого начала переводит вышеупомянутую систему из плоскости сказки в плоскость жизненных аллюзий. И мистификации в переводе начинаются буквально с раскрытия книги.

Странно наблюдать, как вполне английский Шир (Shire) — «графство» (знаете: Девон-шир, Йорк-шир) становится Хоббитанией, дюжий герой хоббитских хроник Тук, легко ассоциирующийся с одним лихим монахом из баллад о Робин Гуде — Кролом, а пьяный Брендивин (Brendywine = бренди+вино) туманным по смыслу Брендидуимом, где «бренди» звучит как производное слова «взбрендить», если учесть странность тамошних жителей… Англосаксонский тан вдруг превращается в существо под названием Хоббитан. Типа — был хоббит, а стал — Хоббитан! Хоббитан-Хоббитан-Хоббитанище! Люди, именуемые хоббитами просто и без затей «Большой народ», становятся какими-то Громадинами, и так далее, и так далее… Перечень можно продолжать бесконечно.

В результате из Англии получается детсад.

При этом, вполне логично, читателю предлагается воспринимать хоббитов как разновидность зайцев. Племена хоббитов (в переводе — породы) из шерстоногов, хватов и, м-м, дивно-власов превращаются во вполне зоологических лапитупов, струсов и беляков. Далее их вообще начинают называть зайцами без какой-либо оглядки на авторский текст:

«Вот растяпа! Заспешил! Приглашает ужинать! А зайчата — чуть живые, им умыться нужно. Ну-ка, милые, сюда. А плащи — снимайте. Есть и мыло и вода — умывайтесь, зайцы!»

Если сохранить рифмованность речи Бомбадила, то соответствующий фрагмент можно перевести, например, так:

«Том, ах, Том! Устали гости, как же ты забыл! Я, друзья, пойти помыться вам бы предложил. Грязные плащи снимайте, космы расчешите, смойте грязь с лиц и рук и к столу спешите!»

Алхимическая трансмутация авторского текста в яркие пассажи перевода может быть прослежена на примере следующего фрагмента:

«Эти древние ножи будут вам мечами, — сказал он. — Верные клинки нужны, если вы идете вдаль, на юг или восток, навстречу опасности». Затем он поведал им, что эти кинжалы давным-давно выковали Люди Западной Страны, враги Темного Властелина, что были разбиты зловещим королем Карндума из Земли Ангмар».

Вполне стандартный такой, мрачноватый фрагмент в стиле «мечей и колдовства».

Перевод:

«Впору малышам кинжалы, пригодятся как мечи, — сказал Том. — Не единожды, пожалуй, нападут на них в ночи злые слуги Властелина, что таится словно тать, у Огнистой. Но отныне их нельзя врасплох застать. Хоббит с арнорским кинжалом — он что кролик с тайным жалом: нападешь, а он ужалит… Заречешься нападать!»