Вне клана (СИ) - Валерия Веденеева
— Представления не имею, — ответил я честно.
По идее, если я был Кентоном Энхард, то демонической крови во мне не должно было быть ни капли. Если верить «Хроникам», конечно. Энхардцы, по мнению автора книги, являлись чистокровными людьми и к себе в клан допускали только таких же.
Так что либо автор «Хроник» чего-то не знал о Старшей семье Энхард, либо я все же не был Кентоном, либо Амана и Кастиан ошибались.
И тут я подумал о другом.
— Подождите-ка! Как я могу быть полукровкой, четверть-кровкой или как это называется, если Завеса меня пропустила? Она же пропускает только людей.
— Четверть-кровки называются квартеронами, — сказала Амана. — А для Завесы даже полукровки — люди. В том случае, конечно, если они родились в нашем мире и не успели измениться под влиянием своей демонической крови или внешней скверны. Завеса пропускает всех, у кого человеческая душа, а для этого достаточно даже половины человеческого наследия.
— Ну, допустим, я действительно на четверть демон и по этой причине скверна от топора Дровосека подействовала так быстро. Дальше-то что?
— С тобой или с нами? — мрачно уточнил Кастиан. — Если с тобой, то, как только скверна поглотит тебя полностью, станешь сперва одержимым, а потом переродишься в полноценного демона — если никто тебя раньше не прикончит. А с нами все куда грустнее — одержимые убивают вокруг себя всех людей, так что сам понимаешь... Амана без своей магии тебе не соперник, про меня и мальчишку даже говорить нечего. И, кстати, твоя нечеловеческая скорость — это тоже влияние скверны.
Хотя последнее предложение не было вопросом, я все же возразил:
— Нет, к топору это отношения не имеет, я всегда двигался так же быстро.
Под «всегда» я, конечно, подразумевал те полтора дня, что провел в деревне. Я прекрасно помнил, что во время схватки с варгом моя скорость была ничуть не меньше, чем тогда, когда я убил агхара.
— Обычно, чтобы замедлить рост скверны, нужно избавиться от предмета, который ее вызывает, — сказала Амана, не отводя взгляда от топора.
Я вытащил его из-за пояса и вновь положил на «Хроники», ощутив неприятную пустоту оттого, что оружие оказалось не под рукой, а на расстояние одного шага.
Мне нравился этот топор!
Нравилось те возможности, которое он давал — разрубать что угодно, убивать кого угодно!
Нравилось, что оружие научилось возвращаться ко мне в руку, будто ловчий ястреб.
Нравилось растущее родство с ним…
Но мысль, что из-за его влияния я могу погубить людей, которые сейчас встревожено смотрели то на меня, то на оружие, не нравилась мне намного сильнее.
Я… привязался к этим людям?
Чувство, которые они вызывали у меня, стало большим, чем просто привычкой?
Амана да, безусловно — я прекрасно помнил прежде незнакомое болезненное чувство, отчаяние, охватившее меня там, на реке в Гаргунгольме, когда я подумал, что она умрет. Но и Кастиан с его вредным характером, и мелкий хулиган Зайн тоже стали что-то значить.
Это было так странно…
Хотя, с другой стороны, почему странно? Пусть я не помнил свою жизнь, но я знал, что для людей нормально привязываться к другим людям. Так же нормально, как враждовать.
Я мотнул головой, выбрасывая из нее эти лишние сейчас мысли, и повернулся к Амане.
— Допустим, я избавлюсь от топора…
— А ты сможешь? — перебила она меня. — Демоническое оружие не любит отпускать своих хозяев, даже временных.
Я посмотрел на оружие — такое обычное, удобное, крепкое, но и только. Ничего демонического в нем не виделось и не чувствовалось. Посмотрел и представил, что кидаю его в глубокий колодец или закапываю в землю, или, что было реальней всего, выбрасываю в пески пустыни, сейчас лежащие за пределами территории Корневой башни. Выбрасываю и ухожу…
Внутри шевельнулось сожаление — но и только.
— Смогу, — сказал я уверенно. — Так вот, допустим я от него сейчас избавлюсь. Не подпишем ли мы себе тем самым смертный приговор с куда большей вероятностью? Убить всех защитников башни без демонического топора я вряд ли смогу, не говоря уже об отряде у ее подножия.
Амана, хмурясь, посмотрела на мое оружие и ничего не сказала.
А я подумал, что даже не уверен, что все получится с топором. Прежде я сражался только с монстрами, если не считать того единственного убийцу-человека. Как дерутся смертники в клановых отрядах? Как быстро они двигаются? Какие у них есть умения, которых я лишен? Какое оружие?
Внутри башни, особенно если проникнуть туда скрытно, убивать проще. Там должны быть и коридоры, и узкие лестницы, и комнаты. Половину защитников башни можно успеть прикончить до того, как они обнаружат, что враги уже внутри. На открытом пространстве так не получится.
— Ты точно не чувствуешь никаких изменений? — после паузы повторила Амана прежний вопрос и, когда я покачал головой, сказала неуверенно: — Некоторые люди от природы имеют очень высокую защиту от демонического воздействия. Даже было несколько случаев, когда упавшие в Разлом возвращались оттуда неизмененными, хотя внешне казались покрыты скверной.
— Но все эти упавшие были чистокровными людьми, — вмешался Кастиан.
Разлом, как интересно… Ни в «Хрониках кланов», ни в других книгах, которые я успел пролистать, о нем не упоминалось. Я сделал себе еще одну зарубку на памяти — узнать, что это такое.
— Рейн, если… — начала Амана.
— Если почувствую в себе какие-то изменения, то сразу скажу вам, — пообещал я, хотя внутри у меня сидело непонятно откуда взявшееся твердое убеждение, что все эти страхи перед скверной и превращением в одержимого пусты. Что ничего не случится.
Может, это убеждение и было первым признаком одержимости?
Хотя нет, скорее это было проявлением моего, как часто ворчал Кастиан, «спятившего оптимизма».
— Ты упоминала амулеты, — обратился я к Амане. — Они могут остановить скверну?
— Не только остановить, но и обратить вспять. Более того, вот эти три, — она подцепила несколько цепочек с тусклыми зелеными камнями, из тех, что сняла с мертвого Безлицего, — эти три как раз являются такими амулетами. Мне нужен доступ к магии и пара дней, чтобы перенастроить их на тебя… Я бы сделала это еще дома, но из-за влияния Гаргунгольма магия всех амулетов в нашем хранилище
