Выйду замуж за спасателя - Янка Рам
Утром встаю раньше всех, в сумбурном ощущении счастья и ужаса одновременно, всё ещё проживая эмоции сна.
В груди порхает, между бедёр приятно тянет, в теле лёгкость и мягкая ломота. Энергии море!
Буду сегодня самая красивая, вот! Подхожу в ванной к зеркалу.
В ужасе роняю многострадальный телефон. Огромный темный фингал под глазом.
— А-а-а-а!!!!
Глава 40 — Ядовитая змея
— О-о-о-о-го-го! — открывает рот Мирон, завидев меня с лестницы.
— Чччч.... Тихо! Папа спит.... - показываю ему.
Синяк и правда страшный. Видимо, углом телефон попал точнехонько в вену. Отекло и посинело.
Стоя у зеркала, приклеиваю бежевый пластырь. Спасает не особо.
Обидно то как... Куда ж в таком виде теперь?!
Надеваю сверху ещё и темные очки. Не хочу такой "красоткой" перед Добрыней ходить.
Варю какао. Намазываю маслом хлеб для бутербродов на завтрак.
— С сыром или мясом? — уточняю у Мирона.
Колбасу Добрыня не уважает. Делает сам всякие деликатесы из мяса. И даже Алина, которая терпеть не может мясо, ест его вкусняшки.
— С гыбой.
— С рыбой тоже можно.
Солит Добрыня тоже сам... Мясо разделывает сам, рыбу — тоже. Он вообще очень много чего делает сам, считая, что это не женская работа. Я не жалуюсь. Восторгаюсь. Моё мужское божество!
Режу тонкими пластиками солёную сёмгу.
— Мирон, а пойдем с тобой к логопеду?
— Вгач?
— Нет. Он научит говорить тебя букву "Р".
— Не пойду!
— Почему?
— Мне и так ногмально. А этот вгач говогил, что мне надо что-то во гту подгезать! — шепчет, распахивая испуганно глаза. — Я подслушал.
— А мне тоже подрезали, — вру я бессовестно.
Потому что, понятно, что он боится, но.... надо делать, если сказал врач.
— Да?! Больно?
— Нет. Ничего не чувствуешь.
— Вгёшь.
— Честно! Такая пшикалка есть — раз и все заморозило. И ничего не чувствуешь. Две секунды и готово!
— Вгёшь....
— А вот и нет. А если тебе... сделают уздечку, — специально избегаю слова "подрежут". — То я тебя научу фокусу — языком узелок завязывать. А с короткой уздечкой это невозможно.
— Что за фокус? — шепчет пытливо.
Пока он завтракает. Я отрываю толстую шерстяную нить и показываю ему фокус.
— Вау!
— Чего шепчетесь? — просыпается Добрыня, потягиваясь.
Бросает взгляд на часы.
— Ничего себе, я спать....
— Вега фокус показывает!
— Вега — звучит как звезда, — подмигивает мне Добрыня. — Что за фокус?
— Она языком узелок завязала! — с восторгом.
— Языко-о-о-ом?.. Узело-о-о-ок?.. - играет мне бровями Добрыня. — Я хочу это видеть!
Подходит, приподнимает мои очки, поспешно перехватываю его руку.
— Не надо.
— Сильно?
— Угу....
Прижимая к себе за шею, целует в лоб.
— Значит, пойдешь в очках. А дома не надо. Ты нам любая — красивая.
Настойчиво снимает их, прячет.
— А можно не идти? — смотрю на него жалобно. Но видимо он не считывает глубину моей трагедии.
— Нельзя.
Я и так то очень неуверенный в своей внешности человек, а с таким синяком — это пытка моей психики.
В трусах и с голым торсом спускается Ярик.
Красивый, как юный Аполлон. Плечи, кубики на прессе.... Вах! Повезло его девушке.
— А что с глазом?? — замирает напротив меня.
— Телефон уронила на лицо.
— Ого....
Знаю, что "ого".
выходит Алинка в пижаме, смотрит на Ярика сверху, облокотившись на перила.
— Яр, оденься, — хмуро бросает Добрыня.
— Ну чё такого? — достает он бутылку с водой из холодильника, запрокинув голову пьет.
— Оденься. Мне третий раз повторить?
— МамВер, меня ущемляют! — начинает шутливо жаловаться он. — В трусах гонять не дозволяют!
Улыбаюсь, не зная, что сказать.
Добрыня с чувством прижигает ему по заднице полотенцем.
— Бегом!
Смывается наверх. Проходя мимо Алинки дёргает её за косу.
— Ай! Дурак.... - цокает она.
Уговариваю тихо Мирона на операцию. Торгуюсь, обещая алмазные копи.
Добрыня, с голым торсом и штанах смотрит в окно.
Резинка съехала, обнажая, ямочки на пояснице. Проходя мимо него, незаметно щёлкаю резинкой.
— Хулиганка....
В его голосе улыбка.
— Что там у нас с языком? — ловит меня за талию. — Ммм? Что я про него ещё не знаю? Я хочу…. - переходит на шепот.
Хихикая, вырываюсь. Не отпускает.
— Вер, знаешь, что подумал.... Давай ты ко мне в комнату уже переберешься. А Алина пусть в твою.
— Думаешь?
— Да. А то слишком там... много тестостерона наверху. Как бы не вышло нежданчика.
— У него же девушка!
— Ой, Вера.... Сегодня есть, завтра нет. Когда это нежданчикам мешало? Им по пятнадцать! Ну нафиг....
С улицы доносится гудок.
— Кто там приехал, не пойму? — пытается выглянуть за забор. — Я сейчас....
Надевает кроссовки и с голым торсом уходит.
Холодно, вообще-то!
С тревогой смотрю в окно. Его нет минуту, две, три....
Не выдерживая, накидываю на себя безрукавку, хватаю его куртку и несу ему.
Ну разве можно так долго без одежды?! Ниже двадцати на улице!
Открываю калитку, выхожу и... застываю, как дура, тиская куртку в руках.
Аделина.
На миниатюрном красном Мерседесе.
В шубке, на каблуках, вся такая неотразимая. С укладкой. Алыми безупречными губами. И ногами от ушей.
Боже, на фоне ее я сейчас просто... Это провал, Вера Павловна.
Добрыня, вытаскивает что-то у нее из багажника, не видя меня.
И я растерянно стою, гася первый порыв — быстро уйти. Потому что мы уже встретились с Аделиной взглядами. Присаживается на капот.
Смотрит на меня оценивающе, с едва читаемой пренебрежительное усмешкой.
— "У него так давно не было женщины, что он стал засматриваются на пожилую жену...." — дёргает она с вызовом бровью, красиво прикуривая сигарету.
Теряю дар речи, чувствуя, как вспыхивает лицо.
— Добрыня, — хрипло зову я.
Голос подводит.
— Вера? — выглядывает. — Пакет порвался, — с досадой. — Принеси, пожалуйста, пакет.
Как ни в чем не бывало.
— Оденься! — поджимаю губы, протягивая ему куртку.
— Да, спасибо.
Накидывает куртку, застёгивая замок.
Выношу ему пакет. Молча всовываю в руку. И ухожу.
В груди больно сжимается, мешая дышать.
Он возвращается с двумя пакетами. Не спрашиваю — что там. Мой голосовой аппарат заклинило.
Уносит их в ванную.
Ничего страшного не произошло, — уговариваю себя.
Она что-то привезла, он забрал. И всё.
Но вся моя энергия просто вытекла в черную дыру от этой ситуации и её слов в мою сторону.
И Добрыня вообще-то не виноват, он не мог слышать её подачу. Но я чувствую так, словно виноват. А в чем, даже себе не могу сформулировать.
Просто чувство обиды мешает мне дышать.
Я снова чувствую себя некрасивой, толстой и немолодой. Ещё и