Притчи приемного покоя – 2 - Андрей Левонович Шляхов
– Я мзды не беру, лучше девочкам тортик купите, они порадуются.
Так что побег пациентки Кирилловой прошел без сучка и без задоринки. Получив одежду, мобилу и ключи от дома, она была препровождена санитаркой до больничных ворот, где ее уже ждало такси. Вернувшимся с конференции заведующему отделением, Алексею Александровичу и старшему врачу новой смены была рассказана история в стиле: «Только что тут была – и вдруг нет ее!».
– Голой убежала? – удивился заведующий. – Без одежды?
– Не знаю, как она убежала, но убежала, – голос старшей медсестры опасно завибрировал. – Сколько раз я говорила вам о том, что кроме нас двоих двери никто не запирает? Кругом бардак, а виновата всегда Любовь Сергеевна…
Поняв, что дело может закончиться гипертоническим кризом, после которого отделение может на две недели остаться без старшей медсестры, заведующий прекратил расспросы.
– Вы пока не докладывайте начальству, – мягко-вкрадчиво посоветовал Алексей Александрович. – Она стопудово домой поехала. Я сейчас с бюрократией закончу и позвоню ей. Заодно и попрошу заявление о выписке привезти…
– Так она его на тумбочке оставила! – сказала старшая медсестра. – Все по форме – прошу срочно выписать по семейным обстоятельствам, о последствиях предупреждена, претензий к медицинскому персоналу не имею…
– Не отделение, а цирк идиотов с конями, – вздохнул заведующий и ушел в кабинет, чтобы взбодриться чашечкой кофе перед обходом.
Заполнив все, что должно было быть заполнено, и расписавшись везде, где следовало расписаться, Алексей Александрович, еще не до конца осознавший, что он снова наступил на Те Самые Грабли, позвонил на мобильный телефон Кирилловой. Благородного рыцаря засыпали благодарностями и пригласили в гости «когда захочется навестить одинокую затворницу». Разумеется, захотелось прямо сегодня, только нужно было заехать после дежурства домой для того, чтобы привести себя в порядок и взять волшебные таблетки… А что тут такого? Первый раз с новой пассией, да еще и незнакомой обстановке – это большой стресс! Нужно подстраховаться, чтобы не ударить лицом в грязь, и, вообще, врачу не пристало чураться достижений медицинской науки…
– Это не просто женщина! Это – пречудесное расчудесное чудо! – делился Алексей Александрович с другом детства Волькой Федоровичем, человеком многократно битым жизнью и потому очень восприимчивым к чужим радостям и бедам. – Я даже не знаю, каким словом ее охарактеризовать…
– Принцесса! – подсказал туповатый Волька.
– Сам ты принцесса! – огрызнулся Алексей Александрович. – «Принцесса» – это так пошло. Принцессы какают вареньем, а говорят стихотвореньем…
– А твоя Илона вообще не какает? – обиженно поддел Волька.
Вот и поговори с таким! Тупой, как пробковая пробка и даже еще тупее. Но больше не с кем было поделиться радостью. У Вольки, при всех его недостатках, имелось одно великое достоинство – доверенные ему тайны он хранил истово и свято. А попробуй с кем-нибудь из коллег поделись, так послезавтра уже информация до законной супруги дойдет, со всеми вытекающими из этого факта последствиями… Бр-р-р! Опять же, Волька любил подробности, а Алексею Александровичу как раз хотелось подробно рассказать о том, какой божественный дар преподнесло ему провидение.
– Может и какает, – ответил Алексей Александрович с видом оскорбленного в лучших чувствах человека. – Мы с ней до таких низменных дел не опускаемся… Мы парим в облаках!
Волька выставил вперед свои костлявые руки и начал поочередно и неторопливо загибать пальцы, будто бы считая, сколько раз уже его друг парил в облаках со своими пассиями.
– Вот не надо этого! – возмутился Алексей Александрович. – Илона не такая! Она… Она… – он захлебнулся от избытка чувств, но все же смог найти нужное слово. – Она – праздник! Праздник, который всегда со мной! Ты не представляешь, какая это женщина!..
Волька изобразил своей крысиной физиономией «куда уж нам, убогим», но Алексей Александрович уже завелся настолько, что не обращал внимания на глумливую иронию школьного приятеля.
– Она не любит, она дарит любовью, если ты понимаешь разницу! Вот моя Светка любит так, словно милостыню подает – потолкаешься с ней и не знаешь, то ли плакать от унижения, то ли блевать от отвращения. А Илона – дарит любовь! Она всегда такая… готовая на все… к любым изыскам…
– Изыски это в смысле – в попу? – уточнил приземленный Волька.
– Ну почему сразу – в попу?! – Алексею Александровичу захотелось выплеснуть Вольке в лицо недопитое пиво из бокала (они сидели в баре). – А если даже и в попу, то что с того? Дело не в том «куда», а в том «как»! Илона всегда открыта для любви… А как она любит! О-о-о! Это нет любовь, а какой-то фонтан счастья! Что ты лыбишься, кретин?
– Думаю о том, что она в тебе нашла, – спокойно ответил Волька, нисколько не обидевшись на «кретина», ибо употреблялись между ними словечки и покрепче. – Давай подойдем к зеркалу, – он покосился на зеркало, протянувшееся вдоль барной стойки, и посмотрим правде в глаза. – Ты, Лелик, не Аполлон и не Гришка Распутин…
Что да, то да. Алексей Александрович не отличался внешней красотой и великими мужскими достоинствами. Обычный мужик на пороге сорокушника, в целом ничего, но ничего особенного. На лбу спереди уже начали прорезаться залысины, щечки слегка отвисают, пузико отросло небольшое… Но разве дело в пузике или отвисших щеках? Такие приземленные люди, как Волька, не могут проникать в суть своим куцым умишком, они обо всем судят поверхностно. Тупари!
– Статус у тебя тоже не ахти какой, – продолжал безжалостный Волька. – Врач первой категории с перспективой на повышение… Сколько ты уже этого повышения ждешь?..
Алексей Александрович предпочел проигнорировать идиотский вопрос, больно его кольнувший. Впрочем, Волька никогда не страдал избытком тактичности. Более того – он гордился своей бестактной прямотой, правдолюбец хренов!
– Жена, двое детей, ипотека, кредитная тачка, – монотонно перечислял Волька. – Чем ты мог ее прельстить? Разве что только деньгами? Ну это дело известное – вытрясет да выбросит!
Бывают в жизни славные моменты, когда ты воспаряешь в небо ясным соколом и с высот заоблачных обрушиваешься на врага… Ладно – не на врага, а на лучшего и единственного друга, который, будучи архитектором, вдруг
