Буратино. Правда и вымысел… - Борис Вячеславович Конофальский

— Иди спокойно, — превозмогая жуткий страх, сказал мальчик, — справа от нас полицейские.

— А чего же нам их бояться? — жутко вибрируя от страха и глотая слюну после каждого слова, загнусавил Джузеппе. — Ты же говорил, они свои.

— Иди и молчи, — зашипел Буратино.

Тем временем полицейские обратили внимание на эту странную парочку. Несколько секунд они рассматривали ребят, и потом один другому лениво сказал:

— Капрал, гляди-ка, кажись, спёрли что-то?

— Кажись, — ещё более лениво ответил капрал, — и это надо же в нашу смену.

— А вон гляди, у маленького, кажись, ружьё.

— Точно, ружьё, может, и не воруют даже, может, убили кого.

— Как есть убили, — приободрился первый.

— Ну, а раз убили, не наше дело, — заявил капрал, — убийствами пусть управление занимается.

— И то верно, что я за пятьдесят сольдо в месяц и убийствами заниматься буду⁈

— Нет уж — дудки, давай уж лучше до порта прогуляемся, — сказал капрал.

— Давай, — согласился первый, — надоело стоять без дела.

Полицейские повернулись и пошли в сторону порта. А Буратино перевёл дух.

— Фу, я уж думал, нас загребут, — признался Джузеппе.

— Да как же они нас загребут, дурья башка, если они его и убили. Да пришли посмотреть, везём мы его к морю или нет, — продолжал врать Буратино.

За этими разговорами партнёры добрались до заветного сарайчика.

— Ты постой тут, — произнёс Пиноккио, когда дверь сарайчика была открыта, а сам понёс мешки, вытряхнул их содержимое в углу, для убедительности бросил пару серебряных пуговиц на землю и поставил бутылку самогона на бочку, которая, судя по всему, заменяла хулиганам стол. — Пейте, гады, и тюрьма заплачет по вам горькими слезами, будете знать, как обижать маленьких.

Он вышел, запер дверь и спросил Джузеппе:

— А ты где живёшь?

— А зачем тебе? — как-то подозрительно покосился на пацана Фальконе. И в его воображении мелькнула картина типа «Смерть свидетеля».

— Зарплату тебе, болвану, принесу, — объяснил Буратино.

— А-а, — понял Джузеппе, а сколько?

— Пять сольдо.

— А-а, тогда я живу на улице Такелажников, что рядом с портом. Там у меня дом. Ты легко меня найдёшь, меня там все знают. А когда будет зарплата?

— Когда надо, тогда и будет, — не стал уточнять Буратино, — а ты лучше не болтай ни о чём, а то сам в этом сарае окажешься. Понял?

— Я — могила, — пообещал Фальконе, и большим пальцем руки, для убедительности своих слов, провёл себе по горлу.

— Смотри, а то и вправду будет тебе могила, а теперь бери тачку, мешки и отвези всё это где взял. Могила. — Пиноккио усмехнулся, думая, что дурачить дураков легко.

— Эй, синьор, а ведь я даже твоего имени не знаю, — окликнул его Фальконе.

— Зови меня Буратино, — бросил мальчишка, поправил ружьё и поспешил домой, у него было ещё много дел.

Глава 12

Налет (продолжение)

Утро было прекрасным: ни тебе ночного ветра, ни тебе холода. Одно только тёплое солнышко на небе, а туч, как и не было, а было вместо туч и дождя плохое настроение у папы Карло.

— Вставай, дармоед, — толкнул он сына ногой-деревяшкой в рёбра, — вставай, не придуряйся, а то башку твою тупую оторву.

Папаша опять испытывал жесточайшее похмелье и поэтому миндальничать с деревянным дармоедом не собирался. Он взял ещё не соображающего с просонья парня за вихры и поставил его на ноги:

— Слушай меня, собака свинская, — обдавая ребёнка перегаром, заговорил родитель, — я тебе отец или нет?

— Отец, — признал родство Буратино.

— Ну, так раз отец, беги в лавку кривого Джулиана, схвати бутылку вина с прилавка и бегом беги обратно. Понял?

— Нет, папа.

— А чего ты не понял, жираф толстомордый?

— А что же мне за вино не платить что ли?

— Да чем же ты заплатишь, осёл глупоглазый, или у тебя деньги есть? — глаза отца сверкнули алчно и даже кровожадно. — Признавайся по-хорошему, есть деньги или нет?

От близости папашиной глотки у мальчика закружилась голова, и ему стало нехорошо.

— Откуда же, папаша, вы мне хоть раз хоть один сольдо дали? Нет, не давали, вы все деньги по тавернам прокушиваете, — произнёс мальчик, морщась от отцовского запаха.

— Ты на отца не больно умничай, — произнёс Карло и для острастки врезал парню по физиономии, а то, ишь, батька погибает, а он умности разводит, вот и учи их потом в школах, давай образование. Значит так, разговор короткий, беги к Джулиану и стащи у него бутылку вина.

— А вдруг меня схватят, — заканючил Буратино.

— Может, и схватят, а может, ещё и не схватят, а я тебя без выпивки точно убью головой об камин.

— Хорошо, папа, я попробую, — сказал Буратино, даже и не собираясь этого делать, ведь у него были другие дела, он собирался отправить анонимку, — ну что ж, папа, пожелайте мне удачи.

— Иди, сынок, с Богом. Вот тебе моё отцовское благословение.

При этом, папа Карло отвесил сыну увесистого пинка. И побыстрее давай, а то я тебе всю башку об камин разобью.

Напутствовав так сына, отец выпил несвежей водички и лёг на кровать ждать спасения и мучиться.

А на улице был переполох. Люди собрались у магазина синьора Паоло и наблюдали, как этот самый синьор, сидя в пыли перед входом, рыдает и ругается:

— Ограбили, ограбили, ну всё дочиста вынесли, чтоб им пусто было. Сукно английское, чтоб оно им поперёк горла встало. Фламандские кружева, пуговицы серебряные, — причитал он, рвя на себе то одежду, то волосы. — А перчатки, куда им, свиньям, столько перчаток из чистой лайки? Двадцать шесть пар отличных перчаток.

Рядом с потерпевшим и слегка склонившись над ним, стоял известный нам синьор околоточный Стакани, тот самый, который уже допрашивал Буратино. Он ласково похлопывал потерпевшего по плечу, успокаивая его:

— Ну, что вы так расстраиваетесь, синьор Паоло, не плачьте, мы с моими орлами весь город перевернём, похищенное найдём.

— Какой там город, — рыдал потерпевший, — с какими там орлами. Вы со своими индюками не то, что город, даже