Совок-9 - Вадим Агарев
— Прошу меня извинить, но пока вы не представитесь и не предъявите служебное удостоверение, на интересующие вас темы разговаривать я с вами не буду! — бесстрашно глядя честным комсомольским взором в рыбьи глаза старшего товарища с соседнего огорода, заявил я. — Если я задержан и вы меня собираетесь завтра этапировать в Москву, то сегодня для меня будет лучше как следует выспаться. Я надеюсь, в ваших казематах клопов нет?
Полковник впервые за всё наше общение заволновался. Это было не слишком заметно и беспокойство его выразилось в раздраженных взглядах на меня и на своих клевретов. В дополнение, лицо его пошло пятнами, когда я, высказавшись, нахально закинул ногу на ногу.
— Он, что, идиот? — согнав с лица лишнее и вновь игнорируя моё присутствие, полкан обратился к доставившим меня гэбэшным товарищам, — Корнеев, скажите, вы ненормальный⁈ — не дождавшись ответа от подчинённых, вынужден он был обратиться ко мне напрямую. — Вас обвиняют в убийстве двух офицеров госбезопасности, а вы здесь дешевый цирк устраиваете! Вы же понимаете, что без достаточных на то оснований вас бы сюда не доставили! Трупы капитана Зубкова и старшего лейтенанта Григорьева обнаружены в кустах под насыпью железнодорожных путей! Экспертиза установила, что перед тем как их сбросить с поезда, они были убиты. Глупо отпираться, Корнеев, нам доподлинно известно, что вы ехали в одном поезде!
Поскольку я обещал молчать до завершения процедуры нашего полноценного знакомства, рта я по-прежнему не раскрыл. Пытаясь представить, как Зоя Космодемьянская смотрела на немецко-фашистских захватчиков, я постарался повторить её взгляд и экспрессию лица. Насколько хорошо и правдоподобно у меня получилось, я не знаю, но физиономия полкана еще больше покраснела, а его ноздри стали раздуваться, как капюшон у рассерженной кобры. Нечаянно сместив взгляд в угол, где тихо обреталась некрасивая тётка с пишмашинкой, я с приятным для себя удивлением отметил, что она едва заметно улыбается. Стенографистка явно получала удовольствие от происходящего. Я не удержался и поощрил её, подмигнув ей левым глазом. На лице тайной фрондёрки в ту же секунду появилось надменное выражение.
— Ты чего вдруг так распоясался? — я с удовлетворением убедился, что полковник-инкогнито, утратив свою фирменную безмятежность, озлобился до того, что начал обращаться ко мне на «ты». — Забыл, где находишься? Очнись! Здесь тебе не ваша милиция! И даже не прокуратура! — по нарастающей начал заводиться трёхзвёздный товарищ, — Я сейчас приглашу сюда нашего доктора и через минуту ты у нас соловьём запоёшь! Ничего не утаишь, всё расскажешь! Каким пальцем в носу ковыряешься и с какого класса дрочить на учительницу пения начал!
Эк, как его разобрало! Тщательно скрывая свою лейтенантскую радость, почти окончательно успокоился я. Теперь я уже не сомневался, что чекистам предъявить мне нечего. Они, феликсово племя, исходя из того, что перед ними молодой и наивный пацан, пошли по самому простому и привычному им пути. И неожиданно для себя оказались в тупике, упëршись в глухую стену. Теперь у них вариантов осталось совсем немного. Либо вот прямо сейчас сглаживать конфликт и переводить его в разряд досадно но, но, всего-лишь, недоразумения, либо начинать колоть меня не понарошку, а в полный рост и без сантиментов. Жестко и больно. Второе меня категорически не устраивало, ибо я ни разу не мазохист. И только по этой причине я начал хамить полкану с удвоенным рвением.
— Скополамин колоть мне будете, папаша? — ехидно усмехнулся я и теперь уже открыто подмигнул не стенографистке, а нервно встрепенувшемуся полкану, — А не боитесь последствий? Если вы не в курсе, то у меня не так давно черепно-мозговая травма была и я от неё еще не совсем оправился. И да, может, вы так же не знаете, но у этого препарата куча побочек и я запросто после ваших фашистских опытов загнуться могу! Сосуд какой-нибудь в моей башке лопнет и отдам я богу душу в ваших застенках! По частям меня выносить будете? Или у вас тут от тридцать седьмого года свой ведомственный крематорий в подвале остался?
Наблюдая, как затвердел лицом полковник и, как нервически загуляли его скулы, я решил не сбавлять темпа и градуса претензий.
— Вы на самом деле думаете, что вам всё это сойдёт с рук? — склонил я набок голову, с интересом рассматривая злобную растерянность полковника, — Полагаете, что эта милая женщина и эти вот ох#ярки вас самоотверженно покрывать станут? Когда уже не меня, а всех вас на Лубянку спецбортом вывезут? Я ведь не ради форсу ментовского про начальника вашего Управления, про генерала Бессонова вас спросил в начале беседы. Вы бы поинтересовались у Александра Савельевича относительно моей скромной персоны, прежде чем заламывать мне руки на улице и угрожать своей карательной медициной! Боюсь, что тот скополамин, который вы мне уготовили, на вашу шайку и изведут!
Двое из ларца снова принялись за своё любимое занятие. Они начали бросать друг на друга томные взоры. Полные тревоги и беспокойства. Тётенька вела себя более достойно, но и она уставилась на полковника без одобрения в своём вооруженном очками взгляде. Никто не хотел неприятностей. Тем более, граничащих с щедро обещанными мной реальными репрессиями.
Полкан хлопал глазами, не будучи в силах скрыть своего замешательства. По всему выходило, что никто ранее с этими людьми и в этом месте так себя не вёл, и такими словесами с ними не оперировал. И созданный мною прецедент настолько торкнул присутствующих, что они взроптали каждый по-своему.
— Какой еще на хер, скополамин? — начал малодушно съезжать на жопе со скользкой и совершенно секретной темы мой оппонент, — Ты, Корнеев, откуда такие слова знаешь? И от кого тебе про этот препарат известно? Ты же простой мент! У тебя такого допуска никогда не было, да и быть не может!
— Извиняйте, мужики, придётся мне про вас всё по-честному рассказать! — повернулся я к смирно стоящим у двери притихшим сопровождающим лицам.
Поскольку оперативных этюдов по разобщению в гэбэшной среде я еще никогда не проводил, то и на сколь-нибудь значимый эффект рассчитывать не приходилось. Но попытаться не просто хотелось, а еще нужно было для отвлечения внимания от себя. И я снова настроился бутафорить, разворачиваясь всем корпусом к уже основательно расшатанному полковнику.
— Так вот, уважаемый, эти ваши опричники, еще до того, как усадить в машину, меня всю дорогу пытками и уколами запугивали! Про скополамин я раньше и знать не знал, пока они мне не рассказали! А будут отпираться, вы им не верьте! Вы мне верьте, гражданин полковник! Я милиционер, а советские милиционеры, как вам известно, никогда не врут!
Оболганные внуки Дзержинского, забыв про дисциплину и забив болт на субординацию, начали что-то верещать про моё лживое вероломство и про мои клеветнические измышления в их адрес. А полковник, не обращая внимания на доносившиеся от двери жалобы и стенания, смотрел на меня, как на пойманного под своей супружеской кроватью похотливого соседа.
— Ты, сука, кто такой? — с ненавистью глядя на меня, прошипел старший офицер государственной безопасности, — Кто ты, я тебя спрашиваю⁈
— Так я и говорю, вы бы, любезный, прежде, чем хватать и задавать неуместные вопросы, поинтересовались бы у своего генерала, кто я такой! А уже потом приставали бы ко мне со своими глупостями. Вот только сомневаюсь я, что вашего, — выделил я последнее слово, — что вашего допуска будет достаточно, чтобы он дал вам исчерпывающий ответ. Но, в любом случае, я уверен, что от дальнейших необдуманных действий по отношению ко мне он вас обязательно удержит. Вам, полковник, до пенсии долго еще? Надеюсь, выслуга лет у вас есть, а то мало ли…
Как ни странно, но именно этот, казалось бы, совсем невинный вопрос, окончательно сбил с толку моего сурового контрагента.
И не только его. Мои сопровождающие тоже заволновались и начали активно перешептываться.
— Врёт он, товарищ полковник, руки мы ему
