Ваше Сиятельство - 1 (+иллюстрации) - Эрли Моури
— Жорж Павлович, ваш ум велик. Уж не зря вы на таком важном месте в Директории. Что касается конкурентов — они вряд ли найдутся. Там есть такая магическая изюминка, которую без моей помощи вряд ли кто расшифрует. Говорю это не в качестве хвальбы. Просто оно так и есть. И поэтому я не опасаюсь даже князя Урочеева, — я не зря упомянул сейчас главу Ведомства Летающих Машин, надеясь, что Голицын хоть намеком прояснит, отстранили этого мерзавца от должности или нет. Однако Жорж Павлович молчал, то ли не желая говорить при баронессе, то ли не имея никакой свежей информации. И я лишь добавил: — Ни через Урочеева, ни через каких-либо британских шпионов секрет ускорения виман к нашим врагам не уйдет, потому как даже зная принцип, они не смогут они его воспроизвести на магическом уровне — есть там особые тонкости.
Я смотрел на медленно садившуюся «Эльзу» — виману Евстафьева. Что сейчас будет… Очень интересно. И еще интересно: первой выскочит из люка моя мама или все же отец Талии? Готов делать ставки, что Елена Викторовна в силе своего возмущения опередит барона.
Так оно и вышло: едва открылся люк, как на траву спрыгнула графиня и, вонзая каблучки в мягкую землю, часто спотыкаясь, поспешила к нам. А дальше мама меня очень удивила. Вместо того чтобы продолжить сердитую волну, поднятую ей в сообщениях через эйхос, графиня подбежала и обняла меня, затем метнулась к Талии, обняла ее и воскликнула:
— Артемида, слава тебе! Спасибо, Величайшая! Целы мои дети!
Краем глаза я видел, как из второй виманы вышел Иван Сергеевич Веселов с женой, за ними семья Талицких. Граф Голицын направился к ним, благодушно здороваясь. А потом вдруг призвал всех к вниманию и сказал:
— Господа! Есть значительные подозрения, что некоторые из вас прибыли сюда, чтобы отчитать этих отважных молодых людей за нехороший поступок. Якобы за нехороший поступок, — подчеркнул он и с улыбкой покосился на меня. — Но смею вас заверить, господа и уважаемые госпожи, — он мило улыбнулся виконтессе Веселовой, — помимо мальчишеской шалости, которую проявил граф Елецкий, он решал вопрос очень важный. Вопрос крайне полезный для нашей империи и, возможно, в будущем для всех нас. Александр Петрович участвовал в научном эксперименте, который теперь можно считать удавшимся. Осталось дело за малым — более детальном исследовании его результатов. И если все сложится так, как мы планировали, то я лично буду хлопотать перед имперской канцелярией о заслуженной награде для графа Елецкого. Так что не ругать его требуется, но хвалить! Хвалить, господа!
Честно говоря, у меня в душе возник протест. Ярый такой протест. Голицын — большой молодец, он умеет говорить, умеет быть неординарным. Содержанием своей неожиданной речи он мигом низвел всякое желание нападок на меня с Талией. Только мне-то его защита не нужна. Даже стыдно как-то, мужик я или мальчик, который прячется за влиятельного дядю? И какая к чертям награда⁈ Это он вообще о чем⁈ Я укоризненно глянул на Жоржа Павловича, а он продолжал свое. Я глянул на мать. Она, уже не замечая меня, приоткрыв рот, восторженно слушала графа Голицына. Он всегда был для нее серьезным авторитетом, невзирая на шалости с моим отцом — уж их они часто творили.
— Иван Сергеевич, увы, ваша вимана серьезно пострадала, — продолжал Голицын, подойдя к Веселову. — В следствии эксперимента, из-за повышенной нагрузки выгорел кристалл гирвиса и есть так еще кое-какие неприятности. Обещаю, ваш «Стриж» будет отремонтирован в ближайшее время, думаю за два-три дня. Отремонтирован полностью за наш счет. Сейчас же свяжусь с поисковиками и нашими техниками — займутся. А пока могу вам предоставить в пользование свою вторую виману… Если пожелаете, скажу — доставят прямо сюда или к вашему дому.
Дальше это я терпеть не мог. Заступничество Голицына переходило все границы. Я подошел к Веселову и сказал:
— Иван Сергеевич, прошу меня простить. Эксперимент экспериментом, но ваше имущество не должно было пострадать. Тем более быть нахально задействовано мной без вашего ведома. Каюсь, изначально это был банальный угон. Видно незадачливое ребячество никак меня не покинет, вот решил покататься, удивить своей отвагой госпожу Евстафьеву младшую. Знаете, как иногда хочется покрасоваться перед девушкой? Вот в этом целиком моя вина. Пожалуйста, простите. С моей стороны обещаю денежную компенсацию в любом, названном вами размере.
— Саш, да брось ты. Все хорошо, — он похлопал меня по плечу. — Признаюсь, был удивлен, когда узнал, что вы с Талией того… — виконт возвел взгляд к небу. — Охранник еще говорит, будто я вам разрешил. И я думаю, как же так я мог разрешить, если я сам о своем разрешении ничего не знаю. И перенервничали все. Мы-то знаем, что ты управлять машиной умеешь, но все равно возникли всякие опасения. В общем, нормально все! Но следующий раз спрашивай. Мне не жалко, но чтобы у всех нас нервы целее были, хоть мне шепни. Разве ради девушек я откажу, — он рассмеялся.
А дальше я почти перестал быть центром внимания: и Веселов с женой, и Талицкие, и барон Евстафьев с моей мамой, собрались полукругом возле графа Голицына. Разговор от «важного научного эксперимента», выяснений «что, да как», плавно перетек в шутки, всякие светские новости и сплетни. Я подошел к Талии, а она взяла меня за руку и потянула в сторону, завела за «Ласточку» и там впилась в губы с поцелуем.
— Даже обидно! Вообще не поругали! — сказала она, напирая на меня полной грудью. — А ты теперь герой, да? Вообще не поняла, как вы с Голицыным все так ловко повернули.
— Да это уже не важно. Теперь на первое место по важности выходит Лис. Очень бы хотелось, чтобы он выжил. Но выживет он или нет, в любом случае тебе теперь серьезная угроза от него или его дружков. Об этом мы с тобой еще подробно поговорим, — сказал я, подумав, что за мыслями о предприятии по переделке виман, как-то упустил проблему с Лисом и долговязым. Ведь пока шли через лес, была возможность узнать у баронессы побольше об их банде. Но ладно, вернемся к этому вопрос сразу, как решу вопрос с Сухровым.
Поболтав немного с Талией, я направился к ее отцу, отозвал его в сторону и без свидетелей рассказал подробности случившегося в «Ржавом Париже», разумеется, за исключением тех, что нельзя было говорить о его дочери. Сложнее всего оказалось объяснить связь Талии и виконта Ковальского, тем более я сам знал о ней не в полной мере. Повернул я все это так, что Ковальскому требовался я, а Талию он как бы обманул, будто у меня с ним есть какое-то дело. Барон Евстафьев, зная о покушениях на меня, весьма разволновался. Но это не столь важно, главное, я ввел его в курс дела, и Евклид Иванович, как человек рассудительный, теперь знает откуда ждать неприятностей и может принять соответствующие меры, позаботиться о безопасности дочери. Хотя она будет в безопасности лишь тогда, когда я разберусь с бандой долговязого, и их осиным гнездом на Махровской. Но это пока в планах не самых ближних.
Не выдержав оставаться в стороне, к нам подошла моя мама и я перевел разговор с Евстафьевым на тему окончания школы, сказал о своих планах по суворовке. Наконец, наговорившись вдоволь, народ начал расходиться по машинам.
На часах было 13:27, и я подумал, что Гера очень неправа. Ну что ее угрозы Астерию? Подойдя к графу Голицыну, я спросил:
— Жорж Павлович, вы не могли бы меня подбросить в Москву куда-нибудь поближе к центру? Вы же сейчас в столицу?
— Алесандр Петрович… — он рассмеялся. — Такому
