Любавинские истории. Хроника одного чрезвычайного происшествия - Ольга Михайловна Палагина
Признавать, что это он накуролесил в огороде Толика прошлой ночью, и виниться в этом перед этим тунеядцем и алкашом Палыч совершенно не собирался. И вот прямо сейчас он с бесспорной ясностью осознал, что ни за что не будет объясняться и каяться перед ними! Ни за что!
– Мы тут смотрим, в твоём огороде кто-то тоже де-лов наворотил? – сходу начал брат.
– А почему тоже? – быстро сообразил Палыч.
– Да вот у Тольки сегодня ночью кто-то валерьянкой догадался огород облить!
– Да ты что! – Палыч делано округлил глаза и быстренько предложил им пройти сесть к столу: – Проходите… проходите… чего ж стоять-то… присаживайтесь… А то, может, по сто грамм?
– Да не… – старший брат небрежно отмахнулся, на что Толик лишь недовольно насупился. – Нам бы выяснить, кто такую пакость человеку сделал. Не знаешь?.. – он пристально посмотрел Палычу прямо в глаза.
– Понятия не имею, – быстро ответил тот, отчего-то не зная, куда девать в данный момент свои руки и ноги.
Палычу вдруг стало как-то совершенно неловко сидеть на собственной табуретке в собственной кухне.
– Вот и мы не знаем… – задумчиво глядя через окно на огород Палыча, произнёс брат. – А у тебя-то кто в огороде поколобродил?
– Так вот, тоже не знаю, – решив прикинуться ветошью, заявил Палыч, не моргнув и глазом. – Может, маньяк какой завёлся у нас?
– Какой маньяк? – не понял брат Толика.
– Ну как какой-какой? Огородный! – ляпнул он первое, что пришло на ум.
– Ну, скажешь тоже! – насмешливо возразил тот. – Ладно, не будем терять время зря, пойдём-ка, Толик, пройдёмся по соседям, может, кто чего и видел…
Палыч, мечась промеж ними и сетуя на проделки неведомых огородных маньяков, проводил их до самой калитки, чтобы заодно понаблюдать, к кому же пойдут они дальше со своими расспросами.
Не минуло и пары часов, как к Палычу заявилась соседка, проживающая через дорогу напротив. Татьяна Васильевна была на несколько лет моложе Палыча, тоже одинока, но, в отличие от него, с надеждами ещё уладить личную жизнь. В мечтах она уже строила наполеоновские планы по завоеванию сердца ничего не подозревающего Палыча, которые она трепетно вынашивала в сердце несколько последних лет. Она всегда первая заговаривала с ним, периодически одаривала томными взглядами и ласковыми улыбками. Палыч отшучивался, а Татьяна Васильевна продолжала строить воздушные замки, рисуя в своей голове картинки их счастливого совместного взаимовыгодного сосуществования.
Перешагнув порог, она сразу же начала разговор. У неё была одна странная, даже, скажем, отвратительная привычка – она всегда любила подходить к теме издалека. И вот в течение, наверное, пятнадцати минут, а то и больше она разглагольствовала о том, какой непутёвый сосед у Палыча. Не повезло вот ему, алкаш живёт по соседству, да ещё и вороватый. Вот сейчас Толик с братом к ней заходили, грешат, мол, на Палыча, что, дескать, это он огород Толика изуродовал, потому как люди говорят, что за день до этого огород у Палыча кто-то перекопал, и все думают, что это Толик наверняка сделал – отомстил таким образом пенсионеру за порушенную печку.
Палыч сидел, слушал и дивился: «Вот какое дело людям до его огорода?!! Вот можно подумать, что они только и живут ради того, чтобы следить за его огородом! Своих дел нет у них, что ли?» Именно по этой причине Палыч вёл довольно-таки замкнутый и уединённый образ жизни, был малообщителен и никого в свою жизнь особо не пускал. И уж тем более старался ни с кем не делиться своими делами и заботами. Без того все всё прекрасно знали, как он сейчас в очередной раз в этом убедился.
– Так ты чего пришла? – решил напрямик спросить Палыч, устав выслушивать бесконечный словесный марафон.
Татьяна Васильевна немного смутилась от такого прямого вопроса в лоб и снова начала в свойственной ей манере вить словесные петли:
– Ой, Палыч, у тебя как всегда, везде порядок, всё всегда прибрано, всё по-хозяйски, везде всему своё место… А я тут тоже возилась давеча до самой ночи, мужских рук-то в хозяйстве нет, всё сама да сама… Измаялась вся вот… – она было замолчала на мгновение, мельком глянув на покорителя своего сердца с особенною надеждою в глазах, но, с досадой обнаружив раздражённо-скучающее выражение лица, торопливо продолжила, решив всё-таки подобраться наконец ближе к делу: – Ночка-то светлая вчера выдалась, луна хорошо светила так, а я вышла помои на задний двор вынести. Иду обратно… Смотрю… – тут она опять одарила Палыча пламенеющим взором, но, снова наткнувшись на уже знакомое выражение лица, многозначительно вздохнула и, наклонившись к нему с заговорщическим видом, шёпотом добавила: – Смотрю, ты с пульверизатором к Толику крадёшься… – силясь оценить впечатление, произведённое сказанным, она взяла паузу. Потом, не вытерпев изрядно затянувшегося молчания, добавила: – Но я ничего им об этом не сказала…
– Ну и чего?.. Ты чего от меня хочешь? – опять без обиняков, напрямую спросил Палыч, как матёрый конспиратор, он даже и глазом не повёл на её инсинуации.
– Ну-у… Э-э-э… – замялась было она, прикусив нижнюю губу и постепенно краснея, как маков цвет.
– Чё ты мнёшься, Татьяна Васильевна, как та гимназистка, говори уже, коль пришла…
– Как я тебе говорила уже, – она деланно опустила глаза и нервно затеребила край кофточки. – Мне рук мужских в доме не хватает… Ты бы ко мне приходил, Палыч, помочь по хозяйству… так, немного двери подправить… и крыльцо вон заваливаться начало… А я про твою вылазку с валерьянкой молчать буду, ей Богу! – она наспех перекрестилась.
Палыч громко кхекнул, почесал под подбородком, ещё раз кхекнул, ещё громче, и к этому ярко выраженному «к-кхе» постепенно начало добавляться какое-то недоброе, прямо-таки зловещее гигиканье.
Потом ему стало отчего-то ещё веселее, но тут он резко изменился в лице и, неожиданно для неё перейдя вдруг на какое-то враждебное в данном случае «вы», спросил:
– Эт значит, вы, Татьяна Васильевна, шантажировать меня пришли?! В моём доме?!.. – воскликнул он, в возмущении приподняв косматые брови. Немного подумав, он добавил: – Ну что могу сказать за ваш характер… Вы не утонете нигде!..
Она вздрогнула от такой его прямолинейности, но, мастерски скрыв своё негодование, попыталась возразить:
– Чего ж сразу шантажировать-то… и тебе хорошо, и мне хоть какая-то выгода. Одной-то вон как тяжело, а ты живёшь один тут, как сыч, и дела тебе до других никакого нету. – В этот самый момент она явно ощутила, как все её многолетние надежды и розовые мечты в отношении Палыча вдребезги разбивались об его презрительно-насмешливое выражение лица. Но несмотря на
