Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 04
«Это Марина Батманова, художница. Осенью была ее выставка на Кирпичной, большой успех».
«Она всегда такая молчаливая?»
«Обычно да, она не разговорчива. Но очень умна. Если тебе удастся ее разговорить, получишь массу интеллектуального удовольствия».
Уравнения склеек испарились из моей головы так быстро, что я забыл упомянуть о них, когда набрался наконец смелости и принялся задавать гостье вопросы, на которые она, при всем желании, не могла отвечать одними междометиями.
Упоминаю о наших разговорах только потому, что средства массовой информации посвятили той истории огромное количество материалов, поражающих бесстыдством и желанием увидеть то, чего не было в нашей реальности. Возможно, это происходило в какой-то другой ветви — даже наверняка происходило, поскольку в практически бесконечном мироздании существуют если не в эвереттовском, то в инфляционном или ином многомирии все возможные с точки зрения законов природы варианты бытия, в том числе и не приходившие в голову нашим вездесущим папарацци.
В дальнейшем я не намерен отвечать на вопросы журналистов, касающиеся рождественских каникул 2022 года. Связаны они или нет с моими работами по теории склеек — оставлю без комментариев. Скажу несколько слов исключительно о событийной части, чтобы избежать дальнейшего обсуждения в прессе вопросов, не имеющих отношения к исследованиям в области квантовой физики многомирия.
4б.
2022. Санкт-Петербург.
Вадим хотел увезти Марину в Питер, но она заупрямилась — ей было хорошо в компании, присутствие Иосифа ее, похоже, только возбуждало. С Вадимом Иосиф демонстративно не разговаривал, Марину пару раз пытался застать одну, а когда не удавалось, хотел увести куда-нибудь для выяснения отношений. Она вроде и не сопротивлялась, но всякий раз оказывалось, что идти некуда и говорить не о чем, все уже сказано.
— Но ведь не окончательно!
Марина смотрела на Иосифа широко раскрытыми глазами и загадочно поводила плечами.
— Ты пожалеешь!
— Не в первый же раз, — бросил кто-то из гостей, оказавшийся поблизости и услышавший вопль Иосифа. Тот сразу сник, а Марина, рассмеявшись, отправилась искать Вадима, который в это время искал ее, а потому они, конечно, разминулись и нашли друг друга, когда обоим стало невмоготу от одиночества в этой толпе, состоявшей всего из десятка бродивших по дому заспанных личностей.
Картины свои Марина показала Вадиму на белой кухонной стене, выудив их из памяти телефона. Вадим подумал, что Марина очень талантлива и заслужила свою репутацию. Он ничего не понял в буйстве линий и красок, не смог соотнести названия с увиденным, только чувствовал, что изображения будят фантазию, побуждают мысль сорваться с места и помчаться куда-то, пусть в неопределенность. Просто смотреть и наслаждаться игрой цвета и линий было невозможно, эти картины нужно было или полюбить с первого взгляда, или с первого же взгляда возненавидеть. Как и саму Марину. Она себя изображала на своих картинах, себя и ничего больше.
— Как хорошо! — сказал Вадим и поцеловал Марину в краешек губ, смягчая буйство красок легкостью прикосновения.
День сменился вечером, а после ужина Марина куда-то пропала. Вадим искал ее — они договорились и эту ночь провести в мотеле, — и нашел в закутке под лестницей. Марина обнимала Иосифа и говорила достаточно громко, Вадиму не пришлось напрягать слух, чтобы услышать:
— Да ладно, Ося, все будет хорошо, не мучай ты себя, лучше прочти стих.
— Пусть тебе он стихи читает, — буркнул Иосиф, отстраняясь.
— Он другой, — рассмеялась Марина. — Понимаешь? Другой. Новый.
Увидев через плечо Марины стоявшего, в дверях Вадима, Иосиф криво усмехнулся и картинно взмахнул руками.
— Вот так она всегда! «На новенького брошусь я, всегда готовая к пристрастью». Думаешь, она тебя любит? Она никого не любит, кроме себя. На самом деле — посмотри на ее картины — она и себя толком не любит, только еще не подозревает об этом.
Он говорил так, будто Марины не было рядом.
— Клоун! — сказала она.
* * *В полночь на поселок обрушилась пурга. Стремительный ветер, резкое похолодание, с деревьев снег смело, будто метлой, из дома выйти было невозможно, да никому и не хотелось. За окнами свистело, ревело, журчало, вздыхало и, кажется, даже подвывало человеческими голосами, будто пилигримы просились на ночлег.
Каждый нашел себе уголок, где можно было если не уединиться, то хотя бы сделать вид, что отдыхаешь от общего, уже ставшего изнурительным, присутствия. Уголков в двухэтажном особнячке оказалось немало, в том числе и таких, где уединившихся найти было трудно — если не искать с пристрастием и непременным желанием обнаружить. Вадим с Мариной взобрались под самую крышу, на чердаке оказалась огороженная комнатка, где хозяин хранил мешки непонятно с чем. Здесь было, скорее всего, самое холодное место в доме, и потому, кроме них, никто на чердак не позарился. Они посчитали это знамением, ощущая холод лишь тогда, когда отлеплялись друг от друга и становились не единым целым, согреваемым внутренней энергией, а двумя раздельными человеческими существами, не приспособленными каждое само по себе выживать в таких ужасных условиях.
В общем, все было хорошо.
Вниз за едой они спускались вместе, обняв друг друга за плечи, Иосифа ни разу не встретили, хотя все время, и даже с чердака, слышали его громкий голос: он то читал стихи, то с кем-то спорил о бытии канонизированных старцев или о судьбе современного стихосложения. Похоже, он сам не хотел попадаться им на глаза, хотя на самом деле, и подсознательно Вадим это понимал, не Иосиф скрывался, а они старались ходить по дому, ориентируясь на его голос и обходя помещения, откуда голос был слышен.
Марина рассказала Вадиму о своем детстве, Вадим Марине — о своем. Жили они, оказывается, не так уж далеко друг от друга: Вадим на Искровском, Марина — на Дыбенко, так что в детстве могли много раз пересекаться. Наверняка так и было, и они увлеченно сопоставляли даты, места и возможности.
До Иосифа у Марины, конечно, были мужчины, но как-то несерьезно, да она и не стремилась к серьезным отношениям, училась в художке, очень много рисовала, мужчины для нее были… «Как бы тебе объяснить, чтобы ты понял…» — «Да я и так понимаю…» — «Ну и славно… иди ко мне…»
— А с Иосифом у тебя так серьезно было, что действительно собиралась замуж?
Вадим сделал упор на слове «было», Марина посмотрела на него странным, как ему показалось, взглядом и тихо сказала, он с трудом расслышал за завыванием ветра:
— Вообще-то я от него беременна.
Вадим, сидевший, прислонившись к стене, вскочил на ноги. Ударился затылком о брус, зашипел от боли.
— Почему ж ты раньше…
— А что? — насмешливо сказала Марина. — Ты бы тогда со мной не…
— О чем ты! Я люблю тебя! И это не играет роли! Просто…
— Что «просто»?
Вадим опустился перед ней на колени.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Мы его вырастим.
Марина звонко рассмеялась, и Вадиму показалось, что от ее смеха завибрировали в резонансе стропила, будто и дому стало смешно. Что смешного она нашла в его словах? Сам он чувствовал себя скорее героем. С Иосифом предстояло неприятное объяснение, но чего уж…
— Посмотрим, сказала Марина, отсмеявшись. — Я еще ничего не решила, есть время.
— И знаешь, — добавила она, прижав к груди голову Вадима и запустив обе ладони в его шевелюру. — Самое глупое пророчество, какое я знаю, это: «Все будет хорошо».
Вадим где-то уже слышал эту фразу, но не помнил, кто и когда ее сказал. В устах Марины она прозвучала, будто откровение.
Больше они об этом не разговаривали, а на второе после Рождества утро вьюга стихла, и, как это обычно бывает, настал полный штиль, все высыпали во двор, сначала, конечно, разбросав снег на крыльце, а потом расчистив дорожку в сад и на улицу. Позвонил Кирилл Николаевич, завкафедрой теорфизики, и спросил, не забыл ли Вадим, что в четверг у него выступление на семинаре, начало, как договаривались, в три часа, чтобы все могли присутствовать, потому что утром консультации, сессия на носу…
Конечно, Вадим забыл. О семинаре они договорились еще осенью, и в расписание внесли, и название обсудили, и текст доклада Вадим давно написал. Отказаться сейчас было так же невозможно, как остановить солнце. Иисусу Навину это удалось, но Вадим не ощущал в себе такой силы и потому произнес, стараясь, чтобы огорчение в его голосе не было слышно:
— Конечно, Кирилл Николаевич, я прекрасно помню.
Повезло: в город собралась возвращаться супружеская пара, на которую Вадим все это время не обращал внимания, ему даже показалось, что сейчас он их впервые увидел.
— Подвезете?
