Альманах Российский колокол - Российский колокол, 2015. Спецвыпуск «Клуб публицистов премии им. Владимира Гиляровского»
– Да я и сам вчерась подумывал об том же, – дожевав кусок, отозвался хозяин.
– Гляди, бабы уже ближние-то берёзы все почикали, придётся тебе на дальнюю деляну тащиться. Давай-ка завтра по утречку и начни. А я как раз к обеду подбегу к тебе… на подмогу.
– Хорошо, мать, договорились, – погладив посеребрённые усы и короткую жиденькую бородёнку, согласился он.
Не успел дед калиткой хлопнуть, как бабка Матрёна уже принялась за благое дело. Вытащила из-под крыльца лопату поострее и, проворно юркнув в огород, стала спешно копать на тропе три глубокие ямы. Управившись с земельными работами и едва обтерев головным платком потное лицо, засеменила к своей надёжной подружке. Хорошо хоть, Прохоровна жила недалеко.
Итак, с помощью Прохоровны, в которой силищи было что у быка, фляги живёхонько перекочевали в огород. Чисто заметя следы «подпольного дела», заговорщицы остались вполне довольны и прошлись, усердно пританцовывая, по тропе несколько раз. А уже к обеду спасительница драгоценного напитка, прихватив с собой тележку, подошла к лесу.
Приплелись старые домой, ни рук ни ног не чуя. Уж на что бабка Матрёна моложе мужа почти на десяток лет, а тоже просто с ног валилась. Пока гоношилась с ужином, дед прибрал веники к месту и нырнул в сенцы «проведать» «золотой» запас. Однако, не обнаружив его, дико завизжал:
– А-а-а!.. Матрёна, редьку те на закуску, где фляги?!
И только сейчас она вспомнила о злополучной «горючке», но ничем не выдала себя:
– Да ты чо, и в самом деле? – вбежала в сенцы и давай охать да ахать: – Ах, окаянные, чо сотворили – обокрали! – и тут же, безо всякого перехода, напустилась на мужа: – Вот, Никитка, какой ты мужик непутёвый: нашёл место! Нет чтобы подальше убрать с глаз долой, так выставил же напоказ! – бабка Матрёна, как истинная актриса, картинно раскланиваясь на три стороны, укоризненно, нараспев, продолжала донимать деда: – Приходите, люди добрые, кому не лень, да и разбирайте чужое добро, кому чо надо.., – закрыв лицо тряпкой, которую случайно прихватила с собой из кухни, и натурально всхлипнув, договорила плаксивым голосом: – Не так твоей «горючки» жалко, как фляги люминиевые… Где теперь их возьмёшь?.. Считай, пропал твой «любилей»!
– И верно, ду-р-р-ра-а-ак! Чо теперь делать-то, мать? Чо делать? Опозоримся ить перед гостями-то, редьку те на закуску! – а сам руками машет, словно крыльями бьёт, и носится по двору, что квочка, потерявшая цыплят.
– Ну, чо теперь делать, – присев на скамейку и глубоко вздохнув, супруга сокрушённо покачала головой, – будем покупать. Думаю, что Нинка-торговка не откажет, пособит в нашей беде. Завтра же поговорю с ней.
– Нет уж, Матрёна Марковна, будь любезна, прям счас и сходи, – начал упрашивать дед Никита. – До завтрева, редьку те на закуску, сердце моё зайдётся, не выдержит.
– Ладно, схожу, дай хоть отдышаться-то малость.
Вдоволь насмеявшись с Прохоровной, вернулась через полчасика домой и как ни в чём не бывало принесла добрый ответ:
– Ну, чо, Никита, договорилась, будет тебе «горючка», как раз приспеет к сроку.
… Гости прибыли на два дня раньше намеченной даты: сюрприз имениннику. Радоваться бы хозяину, но его словно кто обухом по голове хватил, сам себя потерял: людей на дворе – тьма тьмущая, а на столе – шаром покати, одна тоска! Отозвала его бабка Матрёна в сторонку и шепнула:
– Иди, Никитка, за лопатой.
– Почто за лопатой-то? – растерялся дед.
– Ямы копать будешь.
– Чо? Каки ямы-то? – глаза у него округлились, а брови ещё больше затопорщились.
– Увидишь счас, пошли в огород.
Указала она место, где «клад» был зарыт:
– Копай здесь! – сказала строго, и ни слова больше.
Глянул на неё дед Никита непонимающе, пожал плечами, но подчинился бабьей причуде и ткнул лопату в землю на тропе. А как только услышал «звеньк» о крышку фляги, понял всё, от радости прослезился и на коленки пал:
– Эх, редьку те на закуску!… Спа-а-сибо, Матрёна Марковна!
Варюшка
Пришла Варюшка со школы, послонялась по комнате пустой из угла в угол (всю мебель продали), послушала жалобы своего животика. Старалась про еду и не думать: ещё тошнее станет.
Шла война. Голодно жилось семилетней девочке в отчем доме. Мать ночью сторожила в экспедиции – на день уходила работать по людям: кому постирать, кому побелить. А приносила, что уж Бог пошлёт: то хлеба кусок, то картошки чуток. Да ещё люди добрые отдавали очистки картофельные (их пекли на дверке печи). Тем и живы были.
Занялась Варюшка самодельной тряпочной куклой. Завернула её в лоскуток и уложила на пол, на старую фуфайку. «Нельзя голодную спать укладывать, – она тяжело, по-взрослому вздохнула. – Э-э… чем же покормить-то тебя?» – и приложила куколку, словно дитя, к груди. «Баю-баю-баюшки…» – тоненько затянул голосок. Реденькие волосики закрыли большие тёмные глаза, бледные реснички незаметно сомкнулись…
Проспала Варюшка часа два, осторожно положила «дочку» в угол, одёрнула примятое платьишко, латаное-перелатаное во многих местах. Тошнота не улеглась, но голова болеть перестала.
«Ой, как есть хочется… Куда бы пойти?» – тоскливо подумала девочка.
У подружки Нины она уже была вчера. Та брала её с собой в пекарню, где работала её мать. Тётя Галя одарила тогда каждую ломтем горячего душистого чёрного хлеба, налила подсолнечного масла в блюдце, и девчонки, макая хлеб и озираясь по сторонам, как голодные собачата, наелись до отвала.
От таких приятных воспоминаний дурманящий запах хлеба защекотал нос. Стыдно снова идти к Нине, но непослушные ноги сами понесли её туда.
Она немного потопталась у дверей подружки и наконец несмело постучалась. Поняв, что её не слышат, повторила ещё раз, но уже настойчивее. В окно выглянула Нина, мотнула одобрительно смешной мордашкой: оттопыренные уши и нос пуговкой.
В посёлке квартиры не запирались, и Варюшка, как затравленный зверёк, осторожно, на носочках, шмыгнула в сенцы, подкралась к полатям и посмотрела на мешок с сухарями, который притаился среди всякого барахла. К счастью, он оказался на прежнем месте.
Девочка прошла в избу и присела на краешек лавки возле русской печки. Мешок с сухарями не давал ей никакого покоя. Лихорадочно соображая, как бы добыть хоть один сухарик, она живо представляла себе, что он уже во рту у неё. Варюшка наконец, проглотив обильную слюну, решилась схитрить:
– Нин, а Нин, а давай в прятки играть, а?!
«Хозяйка» радостно захлопала в ладоши:
– Ура-а! Ура-а! Только чур – я первая считаю! «Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана: – Буду резать, буду бить, всё равно тебе голить!» Фу-ты! Опять я голю. Раз-два-три-четыре-пять – я иду искать!
А Варюшка уже мышонком юркнула на полати, затаилась там в укромном местечке, проковыряла побольше дырочку, сделанную ещё в прошлый раз, дрожащей худенькой ручонкой вытянула сухарик, положила его на зубок и сладко зажмурилась…
Нина измаялась вся, обыскивая дом.
– Ва-а-ря!… Ва-а-рь!.. Варька, я с тобой не играю, так нечестно! – загундосила она, собираясь вот-вот разреветься.
А та не могла оторваться от лакомства, и его, как нарочно, некуда было положить: длинное платье с чужого плеча – без карманов. Судорожно зажав сухую корочку в кулачок, нехотя вылезла и засобиралась:
– Нин, мне домой надо, а то мама заругается.
Подружка вроде ничего не приметила, только обиженно фыркнула, задрав и без того курносый нос:
– Ну и уходи, чёрт с тобой!
С лёгким сердцем Варюшка выскочила на улицу, свободно вздохнула, крадучись затолкала кусочек в рот и с огромным наслаждением обсосала его до последней крошки. Однако чувство голода не прошло, а аппетит разыгрался ещё больше.
Теперь самое время наведаться к Надьке Зубковой. Отец её был директором базы «Заготпушнины». Дом у них большой, купеческий, украшен резным деревом. В одной половине – пекарня, а в другой – Надька с родителями.
Вошла Варюшка бочком, переминаясь с ноги на ногу, бросила растерянный взгляд на ковры, что закрывали стены и пол: не натоптать бы! Постояла молчком. Не в первый раз она здесь, а оторопь берёт. Наконец выдавила из себя:
– Надь, давай поиграем.
– Давай! – радостно захлопала в ладоши подружка.
Девочка пригладила и без того прилизанные прямые чёрные волосы, туго заплетённые в косы. Она выглядела очень нарядной и чистенькой: с большими атласными бантами, в пышном ситцевом платье с весёленьким рисунком. И радость её была искренней.
Уговорились играть в «Дом». Разложили новенькую кукольную посудку, усадили настоящих «магазинских» кукол.
– Надо дочек покормить, – насмелилась Варюшка, – принеси им чего-нибудь поесть.
Надя дёрнула носом:
– Да ну, неохота. Мы ведь понарошку играем.
Не может придумать Варюшка, как бы ещё намекнуть подружке, что ей ужас как есть хочется. Всё-таки додумалась, проговорила жалобно:
– Наденька, я домой пойду: кушать уже пора.
