Девятнадцать сорок восемь Том II - Сергей Викторович Вишневский
— А помнишь ту шумиху, из-за доклада Фархатова? Ну, с его работой по поводу развития дара и тренировок? Он там вроде как параллель выводил.
— Помню, только на практике его теории не работали. Вообще. Никак. Если бы хоть кто-то смог повторить, то да. Можно было бы рассматривать как вариант. Но тут… Парень без систематики, просто занимался тренировками на голой силе. Типа телекинеза. Все. А настойка смысл имеет только до шести лет, так что ее в расчет можно вообще не брать.
— Что, думаешь «чудо»? — усмехнулся Федор.
— Не чудо, а стечение обстоятельств, — вздохнул Иван Валентинович. — А так — да. Занятный экземпляр. Думаю, позвать из департамента людей. Может чего нового появилось…
— Позови, за спрос денег не берут, а так под шумок, может и ко мне заглянут.
— А к тебе зачем?
— Я им пол года заявки по поводу некротических эманаций пишу. У меня датчик уже дважды мелькал, а они ноль реакции, — проворчал патологоанатом, а затем с тяжелым вздохом покосился на пустое блюдце. — Слушай, а у тебя случаем…
Иван Валентинович закатил глаза, подошел к холодильнику и достал оттуда пакет.
— Федя, ты ведь обеспеченный человек. Женился бы, — проворчал он доставая оттуда початую палку колбасы и контейнеры с тушеной картошкой. — Ты или от язвы загнешься с таким образом жизни, или сопьешься.
— Вот именно потому, что я обеспеченный человек, я и не женюсь, — расплылся в довольной улыбке коллега.
— Тогда бы хоть в столовую ходил. Иногда надо и горячее есть.
— Зачем? — искренне удивился патологоанатом. — У тебя ведь всегда вкуснее!
— Действительно, — фыркнул старичок. — А зачем?
* * *
Дверь камеры открылась и в нее, лязгая цепями ввели заключенного в оранжевой тюремной робе. Тот прошел внутрь и замер перед хмурым следователем, что прожгла его взглядом и красным огоньком в артефакте вместо одного глаза.
— Еще немного и мне покажется, что ты не рад меня видеть, — хмыкнул Григорян, поднимаясь со своего места.
— Рад, чё, — пожал плечами здоровяк.
— А где улыбка, Митин? — хмыкнул следователь и проковылял к заключенному.
— А че улыбаться, гражданин начальник, — буркнул тот.
— Завязывай со своим театром, — буркнул Гриорян, подойдя к заключенному. — Тупого ты изображаешь отлично, да только я уже всю твою подноготную перетряхнул. У тебя только одна маска — тупой здоровяк. Снимай ее и поговорим нормально.
— Так, я уже все сказал, — хмурясь произнес Митин. — Все, что знал. Ничего не утаил.
— Да, я знаю, — кивнул Григорян. — Знаю, что не врал. Да и проверил тебя уже не раз.
— А чего тогда хотите? Чаю, вижу не предлагаете.
— Чай уж как-нибудь сам себе организуешь, — хмыкнул следователь, достал из кармана ключи и разомкнул наручники, а затем и остальные путы.
— Это как? — осторожно спросил Гоша, не понимая происходящего.
— А вот так. Твоя личность была выпотрошена, изучена и оценена. Угрозы ты не представляешь, по сему — уебывай ка ты отсюда.
— Почему? Я ведь…
— Ты себя в зеркале видел, Митин? — хмыкнул Григорян. — Тебя же, скотину такую, кормить надо. А нам это нахрена? У нас и так пол госаппарата нахлебники, но они же хотя бы видимость пользы делают. А ты? Только жрешь, да спишь.
— А, это… форма-то с блока пожизненного… Оттуда только ногами вперед, с дыркой во лбу, — растерянно произнес здоровяк.
— Нет, вы посмотрите на него! — возмутился Григорян. — Его, мать твою, кормят, поят за бесплатно, а ему еще и форма цвета не того. Митин, ты не ахерел? Чего вылупился? Крути педали, пока не дали!
Митин оглянулся и заметил, что дверь в допросную слегка приоткрыта, а значит засов не закрыт.
— Вот так просто? — осторожно спросил он. — Идти?
— А мне тебя тащить что ли? Или нести прикажешь? — хмыкнул следователь, достал небольшую бумажку и протянул ему. — Дежурному на выходе отдашь. Он тебе вещи вернет.
Митин ошалело посмотрел на бумажку, потом на дверь и медленно, словно боясь спугнуть свою удачу сделал шаг назад, к двери.
— А чего… меня вдруг… Отпускают?
— Митин, на тебе печать подчинения. Показания ты дал, да только смысла в них нет.
— Это еще почему?
— Так, кончился твой Падлов.
— Как кончился?
— Совсем. Насмерть. Так, что дело повисло, а ты… А ты вещь, по сути. Принадлежишь другому человеку. Что скажет хозяин, то и делаешь. Как топор. Можно дрова рубить, а можно и головы. Не в переплавку же топор отправлять, если он голову чью-то срубил. Понимаешь?
— Ну, так да… — кивнул Митин и сделал еще один неуверенный шаг к выходу.
— Ну, а раз понимаешь, то и про печать свою знаешь. Так? Если далеко и долго от хозяина будешь — заноет. Сначала потихоньку, а потом так, что хоть на стену лезь.
— Знаю.
— Ну, так езжай к хозяину своему поближе. В провинции тихо, спокойно. Хорошо ведь, да?
— Наверное, — осторожно ответил Минин.
Повисла небольшая пауза. Здоровяк и бывший уголовник не знал, что делать дальше и не особо понимал, разводят его или всерьез отпускают.
— Ну? И чего встал, кретин? — рыкнул Григорян. — Мне тебе пендаля волшебного выдать⁈
— Не, не надо, — пробасил Митин и медленно покинул камеру под ворчание следователя, о тупоголовых уголовниках.
Гоша прошел по коридору, заметил охранника, что мазнул по нему взглядом и осторожно подошел к нему.
— А где у вас дежурка? — спросил он.
— Дальше по коридору и два этажа вниз по лестнице, — нехотя ответил тот.
Здоровяк спустился вниз, нашел небольшое окошко, затем получил свои вещи и с удивлением застыл в небольшой каморке, где ему предложили переодеться.
Вещи были все. И пиджак, и даже кошелек с наличностью. не много, всего семь тысячь, но и это было удивительно. Разумеется, оружие ему не вернули.
Все еще не особо доверяя своему счастью, он спокойно оделся, поправил воротник пиджака, а затем направился на выход.
Коридор, шлюз из стальных дверей, где одна не откроется, пока не закроется другая, затем несколько ступенек и Митин оказывается на не особо оживленной улице.
Мимо едут машины, на той стороне улицы виднеется призывная
