Лут - Евгения Ульяничева
Он прислушался к себе, стараясь не привлекать внимания наблюдателей — он точно уверился, что за ним всегда присматривают.
Понял — чужое присутствие. Чужое ДНК осталось на его теле и в его полостях. Это случилось, пока он спал, или был без сознания. Наверное, он был единственным существом, кого так воодушевило, наполнило надеждой изнасилование.
Юга умел притворяться, обманывать голосом, выражением глаз и жестами. Никто ничего не заподозрил.
Он двигался бережно и осторожно, размышляя, что делать с внезапным подарком. По всему выходило, что его следовало использовать, вот только как?
Случай подвернулся вскоре.
Он снова спал — но проснулся, и, не раскрывая глаз, понял, что сделал это не по графику.
Вокруг него были чужие и чужая речь. Язык он знал. Вбил себе в голову, вызубрил в обмен на еду и воду. Вслушался, разбивая вязь на слова и фразы.
— … дистанционное воздействие на мозг…
— Всего лишь голос, всего лишь звуковое колебание воздуха. Но сбивает структуру пространства…
— Входят в резонанс с кровотоком, с внутренними органами, ну, сирены — это же оттуда ноги растут?
— Сущий кракен, ребята, он сущий кракен.
— Эй, кто там следит за приборами?!
— …очнулся?!
Он поднял ресницы. В глаза ударили ярчайшие, белые зубья света.
Вздохнул, моргнул, отчего черные силуэты чуть расступились. Сел медленно, ощущая, как рвутся тоненькие провода, полупрозрачные ниточки. Словно он спал под сеткой, как на зиму укрытое плодовое дерево.
Не было боли, вообще ничего не было, хотя и приходилось прижимать рукой расползающийся вдоль живот.
— Эй, вколите ему…
Шерл метнулся, перехватывая потянувшуюся к плечу руку. Рванул.
На грани слуха тонко пищал аппарат, вокруг задвигались быстрее и быстрее — словно в каком-то свихнутом танце. Юга поднялся на ноги. Смутно — сознание двоилось, троилось, множилось — чувствовал собственную наготу и силу.
— Глейпнир! — заорал кто-то и Юга согласно застонал от радости, когда увидел взблеснувшее в руках у человека в белом цепное, знакомое.
Мысленно потянулся шерлом и поймал на локоть, намотал на кулак оружие. Хлестнул, понуждая людей расступиться. Чужой слог легко выскочил из головы, скатился с языка:
— Дайте дорогу. Тогда никого не трону.
Дали. Он двинулся вперед, необыкновенно остро чувствуя ступнями холод пола, толкнулся в запертую дверь. Увидел в ее отражающем полотне себя. И других.
Встретился — в черном стекле — взглядом с одним из людей в белом:
— Остановись, — глухо сказал тот, — ты сделаешь лишь хуже…
Его голос не был голосом учителя. Но его запах был запахом человека, так щедро разлившим в нем свое ДНК. Давшем ему эту возможность — очнуться посреди препарирования.
Но теперь в полных блеклой синевы глазах стояли лишь стылый ужас и отвращение.
— Ай, или таким уже не нравлюсь? — не сдержал гримасы улыбки Юга.
Человек отступил, сглотнув.
Он знал поразительно много.
Больше, чем знал он-Юга, меньше, чем знал он-Третий.
Но и этого хватило, чтобы подобрать, вытащить танец — словно отмычку.
Ключ.
Дверь исчезла, оставив после себя голую раму. Полотно растворилось, будто никогда его и не было.
— Ну, понеслась по кочкам. Выпускай манкуртов, — приказал Гаер помощнику, следя за происходящим на экране ихора и катая в ладонях яблочную ягоду, пахнущую горячо, как само сердце лета. — Пусть загонят его в угол.
— Прикажете стрелять?
Гаер со смаком отожрал сразу половину плода, забрызгав панель розовым соком. Отрицательно мотнул башкой. Кивнул.
— Не на поражение, — прочавкал, деликатно утираясь отчетом.
Башня лгала ему, подсовывала новые и новые коридоры, залитые мертвым светом, гладкие, без окон и дверей. Бесконечные, как его волосы. Юга не понимал, куда бежать, сворачивал наугад, падал, а потом едва успел отшатнуться, когда впереди показалась группа людей. Скупые движения, и глаза в одну сторону — они увидели его, у них было оружие.
Юга метнулся за угол, и серебристая пчела задела его на излете, отметилась красным росчерком на плече.
Третий втянул воздух через зубы и опять побежал.
— Стреляют, арматор. — Взволнованно доложил Эдельвейс. — Зацепили.
— Отличненько. Надо вываживать.
Его определенно загоняли в угол. К первой группе присоединилась вторая, они не давали ему отдохнуть, отдышаться, подумать.
Только не обратно, твердо решил Юга, вжимаясь в стену. Сердце колотилось, как птица в аквариуме, от боли немели руки. Только не в ту комнату. Лучше сдохнуть. Он был готов принять и такой вид свободы.
Но сначала утащить за собой как можно больше ублюдков.
— Ну же, — арматор подался вперед, нетерпеливо оскалился, — ну же. Станцуй для папочки.
— Арматор, — в голосе Эдельвейса мелькнуло напряженное удивление, — свет слабеет, аппаратура…
Арматор поднял руку.
Юга задыхался. Темно было в голове, на сердце, а когда он приник к стене — прилип хребтом, волосами — тьма расплескалась и перед глазами. Прокатилась по коридору, точно волна, слизывая свет.
Юга дернул головой. Сглотнул тошноту. Как когда-то давно он узнал Второго, так теперь узнавал эти барабаны — сперва думал, что кровь в ушах шумит, как в абалоне, но уже разбирал мелодию.
Танец.
Повел рукой, скидывая онемение, точно створчатые браслеты. Добавил вторую руку, бросил тело в сторону.
Гаер рывком притянул к себе истрепанный блокнот Витрувия, распахнул, пошел искать глазами. Первое сложение движений, увертюра к основной массе композиции.
Башня вернула ему эти записки сумасшедшего — но ровно тогда, когда посчитала нужным.
— Что ты покажешь мне, что, — пробормотал Гаер, листая хрупкие как сухие пленки листы, — Провал станцуешь? Перевернутый Мост? Ржавую Кровь?
Свет уходил, длинные волосы выбирали его искры, гасили собой. Манкурты рассредоточились, подчиняясь воле арматора. Поймать опытный образец, доставить обратно — чего сложного, если опыт и сила, если Башня на их стороне, если оружие верное Статуту, стайное, сопряженной валентности, дружное.
Ведущий манкурт вскинул руку, сжал кулак, без слов веля расчету остановиться.
Тварь подопытная не пряталась и не бежала больше.
Стояла, привалившись к стене. Будто ждала своих преследователей.
Рассредоточились, и вторая группа вышла с другой стороны коридора, забирая добычу в клещи.
И тут Третий повернул голову и посмотрел прямо в глаза старшему. Качнулся, переступил шатко, словно ловя равновесие на жердочке, повел руками, концами пальцев чертя по стене, и та вспыхнула чернотой…
Манкурт вскинул к плечу оружие.
Гаер смотрел, забыв про шпаргалочника Витрувия. Молчал Эдельвейс, арматор слышал в коммуникаторе его дыхание — сдержанное, испуганное, как у ребенка, прячущегося от грозы под кроватью.
Затылок взмок от пота.
Третий танцевал.
Его не учили этому, не говорили что так можно. Он действовал интуитивно. Загнанный в угол, одуревший от боли, отбивался своим естественным оружием.
Третий танцевал. Свет то открывал глаза, то скатывался в обморок, и коридор
