Шкаф - Ирэн Блейк
Я выбрал старые джинсовые шорты, севшие из-за стирки, и майку без принта для тощего Лешего. Сам же в отместку плохому настроению натянул треники и майку-алкоголичку, что просто на дух не выносила тёща.
Спустившись вниз, мы присоединились к общему веселью, умудряясь шутливо уклоняться от навязчивых вопросов, при этом усиленно налегая на еду.
В меню были танцы, караоке, креплёное вино, коньяк и сочные шашлыки.
Новый дом погрузился в сонную тишину далеко за полночь. Шкаф оказался позабыт до утра.
… Мне было зябко и одновременно душно. На груди что-то лежало. Тяжёлое и холодное, оно не давало вдохнуть. Усилием воли я напрягся и попытался проснуться. Не смог. Сердце пропустило удар, а затем затрепетало, ускорив свой бег, точно испуганная выстрелом лошадь. Голые пятки лизнул холодный воздух от ветерка, задувающего в спальню из распахнутого из-за жары настежь окна.
" Я не сплю, не сплю!" — понимание ошпарило, словно кипятком, и со скрежетанием зубов я проснулся.
Темно. Наташка лежит рядом со мной на кровати, как всегда заграбастав себе всю простыню. Больше в спальне никого. Вот только на коже груди образовалось липковато- холодное, как от растаявшего кубика фруктового льда, пятно.
Я вздрогнул, посмотрел на прикроватные часы со светящимися зелёными цифрами. Половина четвёртого утра. Ещё несколько часов до семи, то есть привычному для меня подъёму в утреннее время суток по выходным дням. Вот только весь сон как рукой сняло. Внутри гнилой ягодой зрело чувство: в доме что-то не так. Но что?
Пол, где кончался ковер, был холодный. За раскрытым окном темноту вдалеке пронзали тонкие вспышки молний. А моя голова, несмотря на принятые на ночь стопки коньяка, оставалась ясной.
Зевнул, потянулся и решил попить кофе, чтобы взбодриться окончательно. Спустившись по очень холодным, точно покрытым инеем, ступеням лестницы, я с удивлением закрыл поскрипывающую дверь чёрного хода на кухне.
Включив свет, заметил грязь на полу возле холодильника. Слипшиеся травинки и комочки земли, а также влажные, едва различимые пятна на стенах наводили на беспокойные мысли. Что-то протекает. Нужно разобраться.
Я замел мусор на совок щёткой и подумал о мышах или других грызунах, покрупнее, побольше. О кротах или крысах с хищно поблескивающими глазами. Брр.
Закипела турка, с пенкой разливая в воздухе запах кофе. Большая кружка с сердечком, подарок-финтифлюшка от Наташки на день святого Валентина, оказалась единственной чистой среди горы посуды, забившей столик и раковину. Я налил её доверху и медленно, в задумчивости стал потягивать кофе.
В суете хлопотливых будней я ценил такие вот мгновения уединения, когда можно осознать, чего достиг в жизни, — и чего ещё хотелось бы получить для полного счастья.
Я вымыл всю посуду к пяти утра, зевнул и, решив наплевать на странную погоду, пугающую далёкими молниями в небе, и неспешно идущую в нашу сторону грозу, подумал, что ещё успею пробежаться.
Обувшись в кроссовки, напялив на себя толстовку, что, как переехали в дом, сразу обустроилась на полке над крючочками в прихожей, и снова обратил внимание на округлые пятна на стенах, едва приметные, точно блестевшие от изморози. Я не прикасался к ним, просто потрогал стены, оказавшиеся ненормально холодными. На полу возле двери тоже была влага. Вздрогнул и предположил, что в доме барахлит кондишин.
На улице было безветренно, а воздух сам по себе окружал плотным коконом — и, точно наэлектризованный, вызывал при движении на коже отчётливые мурашки. Не помню, чтобы хоть когда-то в жизни ощущал подобное.
Я побежал привычным маршрутом выходного дня, на холм, к речушке Камышовке, через редколесье осин и берез с понурыми мелкими елями. Туда и назад, как раз получается ровно три километра. В целом, выходит немного, но бег помогает поддерживать форму, да и настроение поднимает, особенно когда знаешь, что в собственном доме, помимо твоей воли, находится сварливая (куда без этого?) тёща.
Сегодня либо день не задался прямо с утра, либо… Бежать было стрёмно. Всё казалось, что в тихом лесочке есть кто-то, кроме меня, — и это вовсе не зверь, не птица, а кто-то разумный, наблюдавший исподтишка, притаившийся, например, за стволом вон той далёкой берёзы.
Зябко, а подбежишь, стискивая от тревоги зубы, — и никого. Глупо. Глупо. Никогда не страдал паранойей, а тут разом — как навалилось.
Местами еловую кору в лесочке пронзали резкие царапины и там и сям, а в папоротниках и кустарнике запутались клочки шерсти, висели на листве, будто приклеенные.
Кто бы так мог из местных зверюг пообтрепать бока? Белка, лиса-сестра или кабан.
Я бежал, чувствуя, как внезапно с сильным, точно штормовым порывом ветра, меняется наэлектризованный воздух, разбивается душная плотность и на лицо падают первые капли дождя.
Нужно было спешить. Прибавив скорость, я вовремя оказался у ворот дома. На траве валялся, хлопая на ветру, брезент с прицепа «нивы».
Я затормозил, схватил брезент и, отдышавшись, заглянул под тент, где стояла «нива», напротив мерса.
Шкаф был выставлен на всеобщее обозрение. Если это была очередная неудачная шутка проказника-затейника Казановы, то мне сейчас совсем не смешно. А если это приходили мужики-алконавты из деревни и втихаря проверяли себе, что да как, пока все спали?.. Ага.
Собственные мысли злили и одновременно пугали. Ладно, разберемся.
Остервенело завыл ветер. Враз потемневшее до черноты небо злыми ухмылками пронзили яркие спицы молний. Жутко загрохотало, словно издал рык великан и сразу в недовольстве затопал ногами — и в одно мгновение без предупреждения, точно хляби небесные разверзлись, обрушив вниз сплошной поток воды.
Наташка вставала в шесть и всегда пила зелёный чай, прежде чем заняться йогой. Её я застал на кухне зевающей и сонной, стоящей возле плиты.
— Ты ночью ничего не слышал? — спросила она, поглядывая на залитое дождём стекло.
— Не-а, — покачал головой я.
— Похоже, синоптики снова облажались, — вздохнула она.
Радио на холодильнике противно запиликало, объявляя об оранжевом уровне опасности.
— Может, мне просто что-то приснилось, и теперь от этого как-то не по себе, — накрутив на палец пепельную прядь, выбившуюся из пучка на затылке, продолжила Наташка: — Но я была уверена, что ночью скрипело окно в коридоре.
Закипел чайник, и жена залила кипятком пакетированный зелёный чай в чашке.
— Чего сам так рано встал? — ласково спросила Наташка, затем, подойдя ко мне, чмокнув в щёку, поблагодарила за вымытую посуду. Снова крякнуло радио, с завыванием вещая уже о
