99 - Кирилл Александрович Гришин
Максим внимательно рассматривал работы и не торопился с ответом. В каждой из них был подтекст, довольно хорошо читаемый и понятный каждому. Мазки были навязчиво небрежными, а перспектива содержала некоторые явные ошибки, но при этом у автора вне всяких сомнений был свой собственный стиль.
– Я бы охарактеризовал ваши картины как импрессионизм, – с некоторой неуверенностью ответил юноша минут через десять. На самом деле ему всегда сложно давалось различение художественных стилей.
– Да мне по херу, как это зовется, – обиженно ответил Аарон. – Красиво или нет?
– Очень красиво, – слегка смутившись, сказал Максим. – Честно. Мне нравится.
Старик словно расцвел. Минуту-другую он топтался на месте с глупой улыбкой и смотрел по сторонам. Казалось, будто его работы ни разу в жизни не хвалили.
– А там бы мои работы заценили бы? – несмело спросил он, глядя на собеседника во все глаза.
– Определенно. Не могу сказать, что сказали бы критики, но внимание они бы привлекли.
Эти слова что-то затронули в Аароне. Он стал откровеннее, мягче и разговорчивее, начав рассказывать юноше историю всей своей жизни. Оказалось, что его семья застала Реформу и оказалась в сложной ситуации: отец прошел тест, а мать – нет. Но в это время она была уже беременна Аароном, и процедура стерилизации была отложена. Отец не пожелал расставаться с любимой и сам подал заявление на прохождение процедуры. Мальчика растили, прививая ему высокий вкус, отчего тот чувствовал себя не в своей тарелке рядом со сверстниками, поголовно мечтавшими об успешном бизнесе. Но когда он приступил к обучению в школе – а все школы находились внутри Периметра, – оказалось, что и там он не может стать своим. Чужой для обоих миров, он начал творить, выплескивая свои страхи, сомнения и боль от одиночества на холст. Тест Никитина определил его судьбу – вернуться к родителям во внешний мир.
– А здесь художник никому не нужен, если его работу нельзя продать, – горько сообщил старик, не в первый раз прикладываясь к бутылке с прозрачной, но плохо пахнущей жидкостью.
– А Вы не пробовали свои работы показывать кому-то из Периметра?
– Нет. Кто меня туда пустит? Да и своих там хватает.
– Вы бы попробовали…
– Слышь, малой, после твоих слов я реально задумался над этим. Может, и проканает. Точно не хочешь бухнуть?
Максим в очередной раз отказался.
– Я твой совет выслушал, а ты послушай мой, – вкрадчиво сказал Аарон. – Обязательно напейся здесь. Такого опыта ты в жизни еще не получал, а он тебе нужен.
– Зачем?
– Набухаешься – поймешь.
– А если Ваши родители жили еще до Реформы, они не могли рассказывать Вам о старом мире?
– Почему не могли?
– Я… не это имел в виду. Они рассказывали Вам что-нибудь?
– Да, рассказывали. Говорили, что новый ничем не отличается. Просто все чистое отделили от грязного.
– То есть…
– Ага, чистое засунули в Периметр, а остальное бросили снаружи.
– А своя семья у Вас есть?
– Откуда? И зачем? Все фригидные же, переспать могут, а залететь – нет.
Максим догадался, что Аарон говорит про стерилизацию и беременность.
– Но ведь все равно можно любить кого-то, жить с ним, – неуверенно сказал он.
– Любить? Ха-ха! Здесь никто никого не любит. Только себя. Любви здесь нет. Здесь только пользуются друг другом.
Эти слова заставили Максима задуматься. Аарон продолжал пить до тех пор, пока не уснул. В его годы это состояние наступало довольно быстро, так что юноша оставил мастерскую и ее хозяина еще до наступления темноты.
Бродя по улицам, Максим обнаружил, что все здесь было сосредоточено на деньгах, на всех вывесках крупнее всего указывались цены, что удивляло юношу, ведь там, где он вырос, такого не было. Никогда он не задумывался о том, много ли зарабатывают его родители, богаче ли они родителей его одноклассников. Вне Периметра же это было одной из главных тем – у кого больше денег.
Уже вечером, порядком подустав от пестрящих рекламой улиц, Максим остановился, чтобы купить еды. Он уже выяснил, что по местным меркам считался довольно состоятельным покупателем. Было страшно притрагиваться к этой пище, но другой он отыскать не смог. Если Аарон дожил до старости, питаясь этим, то и Максим не умрет, один раз попробовав. Он надеялся на это.
– Да это же Макс, чтоб я сдох! – услышал он за спиной, когда уже сделал заказ в небольшой будке.
Юноша обернулся. Перед ним стоял парень со смутно знакомой внешностью в смешно приспущенных джинсах-шароварах, покрытых темными пятнами неизвестного происхождения, короткой жилетке без рукавов и с повязанной на голове косынкой, на которой был изображен ухмыляющийся череп. Вид молодого человека был неряшливым и даже немного нелепым с точки зрения Максима. Образ завершали массивные черные ботинки с потертыми носками.
– Не узнал, что ли? – удивился парень, разведя руками. – Это же я, Аалт, ты че?
Аалт учился в той же школе, только был на два года старше. Вместе они ходили в походы и на танцы в годы обучения, но затем он показал низкий балл на тестировании и исчез. На связь он перестал выходить почти сразу, как покинул территорию Периметра.
Поняв, что узнан, парень осклабился и заключил Максима в грубые объятия, с силой прижав к себе.
– Как жизнь, чувак? Вааай, четко, что ты тут! – парень определенно был рад встрече. – Как ты сюда попал?
Максим с трудом высвободился из хватки и, переведя дыхание, ответил:
– Решил осмотреться здесь.
– С чего это? Захотел реальную жизнь увидеть?
– Ну… да, можно и так сказать. Только это не мое решение.
– Стоп-стоп, ты тест провалил?
– Да.
– Братан, да это же отличная новость!
– Ты так считаешь?
– А то, ты ж теперь в нормальную тусовку попадешь! Это нужно отметить, стопудово! Пошли, познакомлю тебя с тусней!
После этого Максима потащили по незнакомым проулкам, наполненным недружелюбного вида типами, не вызывающими особой симпатии. В какой-то момент ему показалось, что он оказался в нескончаемом лабиринте, выход из которого самостоятельно уже не найти, и он попытался объяснить это Алату, но тот не слушал его, кидая фразы типа: «Не боись!» или «Не дрейфь!». Были и другие, звучащие иначе, но значили они то же самое, как догадался Максим.
«Тусня» оказалась сообществом людей разных возрастов, объединенными только местом своего пребывания – шумным ночным клубом, куда притащил юношу Аалт. В полумраке громко ухала ритмичная, но совершенно не мелодичная музыка, отзываясь неприятным эхом во всем теле. Воздух был наполнен зловонным дымом и запахом спирта, отчего у Максима почти
