Спецоперация, или Где вы были 4000 лет? - Ирина Владимировна Владыкина
— Я знаю.
— Нет, не знаешь. Но я могу сказать.
Петр посмотрел на мужчину, пытаясь понять, зачем тот затеял этот разговор. Может, денег еще хочет?
— Больше денег у меня нет.
— Да не нужны мне твои деньги. Все со всеми связаны. Может, мы встретимся еще на том или этом свете. И я тебе послужу, раз пока не хочешь.
Петр повернул с Главной улицы на Прогулочную, бомж не отставал.
— Ты быстро идешь, боишься не успеть? Ты уже опоздал.
Он остановился, взял Петра за руку, из кармана штанов достал бутылку пива и засохшую рыбу:
— Пиво будешь? С рыбкой?
Не дожидаясь ответа, засмеялся и убежал прочь. Летом бомжи становятся особенно загадочными, видимо, так на них действует городская жара.
Почти сразу же Петр оставил мысли об этом инциденте и ускорил шаг. Возможно, если он поторопится, то столкнется с Офелией в ее любимой кофейне «Кофеман», единственном месте в Городе, которое она посещала по вечерам регулярно, когда не было репетиций.
Петр был влюблен в Офелию, как мальчишка, коим его и воспринимала Офелия. Она его часто так и называла: «мой мальчик», хотя ему это не очень нравилось, потому что подчеркивало разницу в их возрасте: Петру было почти 27, Офелии 45.
В кофейне Офелии не было. А он так хотел увидеть ее хотя бы мельком, как будто случайно, как в прошлый раз, несколько дней назад. Тогда Офелия сидела на летней веранде с подругой, тоже актрисой. Он шел к ней домой, чтобы подарить цветы (сам он мертвые цветы не любил, он вообще боялся покойников, несмотря на то, что был биологом). Женщины сидели спиной к нему, поэтому не заметили, как Петр подошел и сел через один столик за ними.
Спутница Офелии говорила очень громко:
— Ты сегодня была неподражаема на репетиции! То, как ты играешь — гениально! Понятно, почему он выбрал именно тебя на главную роль в «Закате цивилизации». У тебя было с ним что-нибудь? Судачат.
Офелия ответила сдержанно, явно не разделяя веселого настроения своей подруги.
— Если бы было, ты бы узнала первая. Нет, конечно. Я может быть, и не против, восхищаюсь его талантом. Но ты же знаешь, что он верен своей жене! Да и к тому же мой самый главный поклонник, ну ты понимаешь, о ком я, наш великолепный Гоги, — Офелия картинно закатила глаза, — был бы от этого явно не в восторге.
— А ты заметила, что в последнее время режиссер много говорит об атомной войне и постоянно пугает тем, что скоро всему, к чему мы привыкли, придет конец? Иногда это мешает работать.
Вдалеке раздался одиночный выстрел, от которого многие за столиками вздрогнули.
Офелия голосом диктора вечерних новостей подытожила произошедшее:
— Это был не взрыв, а хлопок.
Подруга ее поддержала:
— Да, а еще отрицательный рост вместо падения, задымление вместо пожара и традиционные ценности, а не гомофобия, ксенофобия, милитаризм, псевдопатриотизм в одном флаконе. Новояз!
Подруга Офелии так громко, с чувством и профессионально поставленным актерским голосом говорила, что люди, сидящие за соседними столиками, оборачивались. Подошел официант и попросил не выражаться в их кафе:
— Пожалуйста, здесь же дети!
Актриса, уже тише:
— Когда я, блядь, материлась пять минут назад, цитируя Луку Мудищева, ни одна порядочная сволочь не повернулась. А тут даже официант пришел. Волшебные слова, не иначе. Хотя, если посмотреть вокруг, кажется, что войну никто не замечает. Какой-то пир во время чумы.
— Не война, а спецоперация. — поправила ее Офелия, ехидно улыбаясь. — Ну ты же сама среди тех, кто пирует во время чумы. И вообще, не у нас же воют. Соседняя Страна далеко.
— Ну как же далеко? Всего лишь в нескольких сотнях километров.
— Так рядом же не Соседняя Страна, Соседняя Народная Республика.
— Ну так тем более.
Офелия водит пальцем по странице меню:
— Пожалуй, закажу, себе кофе «Дмитрий Анатольевич» со сливками и апельсиновой цедрой.
— Это реклама нашего заместителя председателя Совета Безопасности? — не унималась собеседница.
Официант, убирая пустую посуду со столов:
— Все совпадения абсолютно случайны. Мало ли дмитриев анатольевичев? У нас так, например, директора зо… — официант не успел договорить, так как у него из рук выскользнула грязная посуда. Он выматерился, потом извинился.
— Ну вы держитесь там, — вслед ему прыснул молодой человек с соседнего столика.
— И только искусство вечно! — подытожила Офелия, поправляя черную копну волос.
Петр решил, что нехорошо вот так сидеть и подслушивать, если заметят, может выйти неловко. Он встал, подошел к дамам: в руках букет цветов, лицо нарочито серьезное. И хотя он уже не раз видел Офелию голой, но сейчас на одетую не мог поднять глаз, быть может потому, что мысленно все время ее раздевал. Он подумал о том, что надо как-то переключить внимание — в любой момент могла начаться эрекция.
— Искусство вечно, но наука нужнее. Не хочу вас обидеть, дамы, но безликое греческое наследие не сможет вас вылечить от коронавируса или рака, — пытаясь вложить в свои слова как можно больше серьезности и пафоса, вклинился Петр в разговор.
На лице Офелии появилась искренняя улыбка. Есть! Она рада ему! Это придало Петру смелости.
— О, это вы, мой преданный друг! — и, обращаясь к подруге, представила его. — Мой квартирант. Я тебе говорила, что сдаю мамину квартиру? Ну и немного поклонник моего таланта. Молодой ученый!
Петр:
— Офелия, вы мне льстите, я всего лишь лаборант.
— Но какой талантливый! Я в курсе ваших работ по ночам, соседи рассказывают, что у вас ночью горит свет.
Подруга Офелии с интересом разглядывала Петра, как натуралист разглядывает новый вид зверушек.
— Это нынче в моде: ругать искусство и восхвалять науку. Как будто они должны исключать друг друга! — с вызовом начала женщина. — И что вы нам скажете, дорогой молодой ученый? Настанет когда-нибудь такое время, когда люди перестанут убивать друг друга?
— Я не психолог, я биолог.
— А чем вы занимаетесь как биолог?
— Я работаю в лаборатории в научно-исследовательском институте. Делаем там вакцины от разных вирусов. А я лично приношу пробирки и слежу, чтобы они всегда были в доступе и стерильны.
Подруга Офелии с недоверием в голосе продолжала:
— А, может, вы там биологическое оружие разрабатываете? — пытливо вглядывается в Петра, потом переводит взгляд куда-то вдаль. — По всему видно, что скоро и у нас начнется ад, я очень обеспокоена и все время думаю о том, что нужно уезжать отсюда куда-нибудь подальше. Только вот на какие шиши? Да и кто меня там ждет в этом подальше? Меж тем провластные шавки становятся все наглее. В их лицах видна тупая охваченность чем-то нечеловеческим.
Петр
