Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1977 год
Смирнов. Здесь же, в Арктическом бассейне, действовала и еще одна составляющая эксперимента. Дело в том, что часть тепла, переносимого океаном и атмосферой в высокие широты, тратится на таяние льдов. Вот эту долю тепла нам могла выявить экспедиция «Яна», работающая в районе Янского ледяного массива, в юго-восточной части моря Лаптевых. Янский массив характерен тем, что, как мы говорим, «гниет на корню», то есть он формируется в июле, к началу навигации, когда вскрывается море ото льда, а уже в сентябре весь вытаивает. В этом смысле Янский ледяной массив — интересная природная лаборатория для изучения физических процессов таяния льда. Таким образом, на всей этой колоссальной акватории — Арктическом, Северо-Европейском бассейнах, в северной части Тихого океана — мы преследовали две цели: что получила атмосфера здесь в течение этих трех месяцев от океана и какое тепло привнеслось в океан из низких широт океаническими течениями. Как это делалось в океане, мы уже рассказали. Но ведь надо было определить все остальные притоки и расходы тепла непосредственно в атмосфере.
Саруханян. Для этого мы использовали информацию наших спутников «Метеор». Она давала нам распределение облачности, тепловые потоки на верхней границе атмосферы картину ледовых полей, в частности, у гренландского массива, где работал «Михаил Сомов». Что же касается боковых границ эксперимента, то здесь помогли данные аэрологических наземных станций, которые входят во Всемирную службу погоды. Наблюдения этих станций передаются в эфир и собираются, в частности, нашим Гидрометцентром в Москве, в США, в других странах, на основании чего и делаются прогнозы погоды. Поскольку эти данные были важны для эксперимента, то мы оперативно принимали их у себя на флагмане.
Смирнов. В начале беседы мы, кажется, говорили, что в Карском и Баренцевом морях работали летающие обсерватории. Участие самолетов Ил-18 необходимо было нам для уточнения наблюдений, полученных с помощью спутников и наземных станций. Они помогли уточнить некоторые параметры атмосферы, отражательные способности облачности над Арктикой в летнее время и многое другое. И сейчас, когда после завершения эксперимента мы занимаемся обработкой информации, данные самолетов-обсерваторий, кстати очень интересные, полностью вписались в нашу работу.
Ну коль мы коснулись обработки полученной информации, то нужно сказать, что в таком большом объеме материалов, которыми сейчас располагаем, разобраться в короткий срок непросто. И тем не менее предварительные результаты показывают, что эксперимент удался.
Саруханян. Самое главное — мы убедились в правильности постановки задачи и методики ее решения, а полученные материалы можем использовать в дальнейших теоретических разработках по долгосрочному прогнозу.
Смирнов. И мы знаем теперь, на что следует обратить внимание в период Первого глобального эксперимента ПИГАП (ПГЭП), который будет проводиться по всему земному шару в 1979 году. Вот к этому эксперименту мы будем готовы...
Саруханян. Потому что у нас есть опыт проведения такого эксперимента, как «ПОЛЭКС — Север-76»...
Смирнов. По-моему, пора сделать перерыв.
Саруханян. Перерыв?
До встречи после ПГЭЦ!
Ленинград. Январь. 1977 год
Надир Сафиев
Мекленбургское кружево
К тому времени года лучше всего подходило определение «золотая осень» — лилось последнее тепло перед наступлением холодов. Однако убедиться, что осень действительно «золотая», было не так-то просто: шоссе обступали сосновые леса. Даже смыкающиеся над машиной ветви не добавляли окружению мрачности — бор стоял, пронизанный нагретым воздухом и отголосками летней свежести. Дорога то и дело выскакивала на неширокий простор малахитовых лугов, тогда далекая опушка леса отбегала в сиреневую дымку, а над ней вырастала готическая кирха.
По обочине из щедрого леса шли грибники — несли полные ведра и корзинки. Девочка в ярко-красной куртке тащила гриб едва ли не в половину себя размером — из тех, что фотографируют для газет; она весело кричала вслед машине и махала свободной рукой. Удивительный агрегат, мигая множеством лампочек, урча и двигая длинными механическими руками, убирал с проезжей части жестяные «колпаки»: разделительная полоса была недавно подкрашена, и наезжать на нее до сей поры не следовало. Все это сочеталось в каком-то странном единстве беззаботности и целесообразности, ритма и покоя, словно лето и не думало кончаться. И только пламя осин в кольце молодой еловой поросли — словно костры, плывущие на плотах над зеленой глубиной пруда, — и серое небо над головой напоминали: приближается пора туманов и дождей.
К вечеру на ветровом стекле разбились первые капли, машины зажгли желтые фары. Так к нам присоединился новый и теперь неразлучный спутник — вязкий осенний дождь. Это было под Нёйбранденбургом — городом на окраине обширной Мекленбургской равнины, обнимающей весь север ГДР.
«Нёй» означает «новый», но отсчет времени этот город начал 729 лет назад.. Тогда люди предпочитали селиться под защитой крепостной стены: воевать приходилось часто. В конце XIII века возникла такая стена и вокруг Нёйбранденбурга: мощная, добротная, протяженностью более двух километров, высотой семь метров. Число ворот в ней достигло четырех, поставлены были две башни, еще жители обвели город рвом с хитрым шлюзом, позволявшим затопить всю округу, да пристроили к стене полсотни домиков — «викхаузов» —для охраны. Здесь жили ремесленники: в викхаузах они работали, вели хозяйство, растили детей, а по тревоге брались за оружие.
Первую брешь в стене пробил... паровоз. В 1864 году провели железную дорогу — пришлось снести часть укреплений. Город словно ждал этого: в пролом мигом выплеснулись дома, продолжились, пронзая стену, улицы. Стена сдалась быстро: разомкнутая, она обваливалась, рассыпалась, уходила в землю...
Всерьез занялись реставрацией старинного комплекса укреплений лишь в социалистической Германии — начали с восстановления городских ворот.
Реконструкция развернулась в середине 50-х годов и длилась двадцать лет. Средневековые северонемецкие строители не пользовались известняком или песчаником: таких материалов у них под рукой не было. Сырьем служила глина, и все готические сооружения на севере построены из обожженного кирпича — в так называемом стиле «бакштайн». Чтобы его восстановить, надо было знать старинные секреты кирпичного дела и технику кладки. Мастера добились своего: ворота сегодня — как и сотни лет назад — гордость Нёйбранденбурга. И «Трептовер тор» — с расположенным внутри краеведческим музеем, и «Фридлендер тор» — с помещениями для форумов, и «Нойес тор», и «Штаргардер тор»...
...На древних улицах Нёйбранденбурга дома стоят тесно, впритык: двух- и трехэтажные, с островерхими двускатными крышами, кирпичными основательными фасадами. Я проводил рукой по влажной от упавшего тумана кладке — вроде бы давних мастеров работа, без «обмана»? Как все это могло дожить до наших дней?
За разъяснениями пришлось отправиться в «Трептовские ворота» — в музей. Там-то мне и рассказали, что многие дома построены... совсем недавно, в 50-х — 60-х годах. Городские власти решили: Нёйбранденбург не имеет права терять свое лицо. Надо обязательно сохранить старый план улиц, возводить дома из кирпича, и каждая новая постройка непременно должна иметь средневековый фасад. Но внутри, разумеется, следует оборудовать современные квартиры.
Превращать весь город в копию средневекового чрезвычайно сложно и вряд ли нужно, зато одну улицу — Гроссе-Вольвебер-штрассе — решено целиком преобразовать в музей. Работы здесь начались еще в 1952 году. И на глазах одного поколения «Большая Шерстоткацкая» принимает подлинный средневековый вид, становится! точной копией самой себя — исчезнувшей. А в домах, как и прежде, живут люди, получившие, не меняя место жительства, квартиры, вполне отвечающие требованиям двадцатого века.
Таково было первое понятое мною правило реконструкции северонемецких городов: «сохранить оболочку»...
«Грифоний лес»
Туман опускался незаметно, заливал, серой мглой все вокруг, лишая ощущения пространства, находил ничтожные лазейки в машину и тут же устилал лицо и одежду водяной пылью. Верхушки кирх скрывались в клубах влаги, и оттого церкви казались бесконечными, устремляющимися невидимыми шпилями в бездонное мокрое небо.
...Впереди, лежал город Грейфсвальд — «Грифоний лес», — и неудивительно, что думал я о грифонах. В полудреме виделось — золотистые крылатые львы с орлиными головами бродили под вековечными дубами.
